Триумф экстаза

Райли Юджиния

Дэвид отвернулся и энергично дернул поводья. Теперь Эмили преисполнилась сочувствия. Неудивительно, что дядя Дэвида стал отшельником: несомненно, нет слов, чтобы описать боль этого человека. Она думала, что страдала, но потерять любимую жену, двух маленьких детей, и все в одно мгновение… Бедный, милый Дэвид! Оливия, наверное, была ему как мать в годы его юности.

— Вы не знаете, почему они поссорились, ваш дядя и Оливия?

Дэвид метнул быстрый взгляд на Эмили.

— Нет! — коротко ответил он и снова дернул поводья.

Эмили

почувствовала себя так, словно получила пощечину. Дэвид еще ни разу не отвечал ей так резко. Отныне она должна принимать во внимание его вспыльчивость, унаследованную от дяди, как он сказал ей в Хьюстоне. О Господи, она уже боится встречи с этим странным дядей Эдгаром!

Они остановились, Дэвид сказал, что надо проверить повозки, через несколько минут вернулся.

— Для вас, миледи, — объявил он, вынимая из-за спины букет цветов.

С низким поклоном Дэвид преподнес Эмили огромную охапку синих колокольчиков, золотистой ястребинки и черноглазого гибискуса.

Это было идеальное предложение мира.

Глава 4

15 марта 1841 года

Эмили Барет стояла в одиночестве на навесной палубе «Красавицы», всматриваясь в водовороты коричневых вод реки Бразос. Порывы прохладного утреннего ветра развевали ее голубую шелковую юбку.

Эмили и Дэвид уже больше суток плыли на маленьком пароходике «Красавица», мучительно медленно, с трудом яро-двигавшемся при помощи боковых колес против течения к городку Вашингтон-на-Бразосе. Все время их путешествия ландшафт сохранял приятное однообразие: желтые глинистые берега, украшенные цветущими деревьями и полевыми цветами. Тихий плеск колес убаюкивал, его монотонность успокаивала.

Они хорошо провели ночь, несмотря на спартанскую обстановку. В каждой каюте стояли стул, умывальник и кровать, прибитая к стене гвоздями, к которой был прикреплен сыромятными ремнями матрас из луговой травы. Однако белье оказалось чистым, а в маленькой столовой подавали аппетитные оленину и бекон, кукурузные лепешки, сладкий картофель и черный кофе.

— Вы рано поднялись, моя дорогая, — приветствовал ее Дэвид.

Эмили обернулась и вовремя спохватилась, чтобы не выдать охватившую ее радость.

Дэвид подошел к поручням и тоже стал смотреть на бурлящую воду.

— Вы сегодня замечательно выглядите, — заметил он. — Голубой цвет вашего платья так идет к вашим глазам. Дядя найдет вас очаровательной.

Эмили действительно хотела понравиться дяде Дэвида, так как чем сильнее она узнавала об этом человеке, тем больше ей становилось не по себе при мысли о предстоящей встрече с отшельником, который так разочаровался в людях. Не сочтет ли он появление Эмили наглым вторжением и не велит ли вышвырнуть ее вон? Если это произойдет, станет ли Дэвид защищать приглашенную им леди. Или подчинится диктату дяди? Она содрогнулась при этой мысли.

— Вам холодно, дорогая? — спросил Дэвид. — Сегодня утром немного свежо, так что лучше бы вам выпить горячего кофе.

Взяв Дэвида под руку и подобрав юбки, Эмили спустилась с ним вниз по трапу в обшитую дубовыми панелями столовую, где уже сидели капитан и трое плантаторов в черных сюртуках.

Капитан Трей Портер встал, чтобы приветствовать красивую молодую пару; его узловатые руки разгладили воображаемые морщинки на сюртуке с медными пуговицами.

— Мисс Эмили, вы согреваете это прохладное утро, — галантно провозгласил он, склоняя рыжую голову над ее протянутой рукой.

— Сэр, — обратился он к Дэвиду и пожал ему руку.

Несмотря на грубую мебель, стол украшал тонкий английский фарфор. Эмили поспешила выпить дымящийся кофе, который поставил перед ней негр-стюард. Но не успел Дэвид развернуть свою салфетку, как один из джентльменов продолжил спор, разгоревшийся вчера вечером.

— Я продолжаю утверждать, мистер Эшленд, что этого слабоумного Адамса следовало расстрелять как предателя! — заявил некто по фамилии Холлингшед.

Казалось, эти слова лишь слегка позабавили Дэвида.

— Кого же он предал, сэр? Адаме является гражданином Соединенных Штатов, а не суверенной республики Техас. Кроме того, он имеет право на собственное мнение.

Холлингшед покачал седеющей головой:

— Этот человек ничего не понимает в рабстве, потому что мечтает уничтожить его. Полагаю, Адаме хочет заставить нас освободить пустоголовых негров и смотреть, как они скачут вокруг костров, пока хлопок гниет на корню. Хорошо же будет выглядеть этот Джонни, если урожай хлопка погибнет и ему нечем будет прикрыть свою голую задницу!

Эмили, которая все время слушала, не поднимая глаз от тарелки, теперь тайком бросила взгляд на нефа, прислуживающего за столом. Как бесчувственно со стороны Холлингшеда высказываться подобным образом в присутствии раба! Эмили никогда не задумывалась над проблемой рабства, но теперь, намазывая маслом кукурузную лепешку, размышляла над судьбой несчастных африканцев, которые душой и телом принадлежали другим людям. Седеющий одетый в белое слуга, казалось, был глух и равнодушен к оскорблениям Холлингшеда, разнося бекон на кобальтово-синем блюде. Но что должен чувствовать человек, находящийся в собственности другого человека?

— Мистер Холлингшед, примите во внимание присутствие дамы, — предостерег его капитан Портер.

— Я настаиваю, чтобы вы учли совет капитана, — резко произнес Дэвид.

Но Холлингшед продолжал как ни в чем не бывало.

— Неужели этот глупый янки не понимает, что освобождение чернокожих повлечет за собой анархию? — Он стукнул кулаком по столу и воскликнул, брызгая слюной: — Нельзя удержать черных зверей в узде без цепей и кнута!

Дэвид, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы: