Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Решения Пленума ЦК дали чудовищный импульс. Уже в марте 1937 года в республиках и областях прошли пленумы партийных комитетов. На них не только излагались установки «вождя», но и докладывались первые результаты по их выполнению. Вот, например, несколько выдержек из доклада Жданова, сделанного им 15 марта 1937 года в Ленинграде:
«Бухарин и Рыков, как оказалось, ничем не отличались от зиновьевцев и троцкистов. Это одна шайка разбойников. Более позорного, более гнусного, более отвратительного поведения, как вели себя Бухарин и Рыков, я не припомню. Четыре дня мы добивались от них правды. Но даже искры, даже намека на человеческое отношение к партии мы не дождались. Как с их стороны было заявлено, что мы им не судьи». Далее Жданов решился как можно унизительнее «выставить» Бухарина перед ленинградскими коммунистами. Мол, его голодовка актерский прием: «В 12 часов ночи поплотнее поел, как следует, и до 10 утра объявил голодовку…»
Жданову уже было что сказать и о развернувшейся в Ленинграде «работе» по выявлению «врагов»:
Энергичными мазками Жданов продолжал рисовать картину засилья врагов в городе – колыбели революции. «Институт красной профессуры с 1933 по 1936 год выпустил 183 человека. 32 из них уже арестованы. Из 130 оставшихся сейчас в Ленинграде – 53 выявлены как враги народа», – под гул негодования продолжал один из сталинских теоретиков и практиков террора. Такой же гул, раскаты возмущения шли по всей стране. Недоумение, страдания, страх были, напротив, немыми, безмолвными.
Более полувека минуло с тех пор, а боль и горечь утрат остались. Как мне пишет К.А. Кужела, 80-летний ветеран из Перми: «Почти каждую ночь я вижу себя, молодого, в далеком колымском лагере и каждый раз просыпаюсь от ужаса…»
Фарс политических «спектаклей»
На иконописных изображениях Страшного суда, перед которым, в соответствии с евангельским словом от Матфея, предстанут все, художники изобразили кары за грехи земные. Разбойникам – повешение, сребролюбцам – льют в горло золото расплавленное, блудникам и блудницам – геенна огненная, священникам, не радевшим о стаде своем, – прямой путь в ад. Старые богомазы изобразили и растерянного человека с распростертыми руками, не знающего, куда идти: половину жизни он жил праведно, а остальную грешил неоглядно. Клеветники висят, за языки повешенные. Нашлось на библейских картинах и место судьям немилостивым и неправедным; поедает их жадно «червь неусыпающий». Однако, глядя на эти творения старых мастеров, трудно понять, что руководило действиями судей неправедных, попирающих самое святое – справедливость.
Совсем иное дело с судом неправедным, который чинил расправу с бывшими и потенциальными «оппозиционерами». Главный Режиссер судебных политических спектаклей знал, чего хочет. Сталин ненавидел Троцкого. Но не отвергал некоторые его методы, хотя никогда в этом не признавался. Напомню, что в его библиотеке были практически все книги Троцкого. Одна из них – «Основные вопросы пролетарской революции» – была близка ему по духу. Особенно раздел «Терроризм и коммунизм», где Троцкий пишет: «Революция требует от революционного класса, чтобы он добился своей цели всеми средствами, какие имеются в его распоряжении: если нужно – вооруженным восстанием, если требуется – терроризмом… Там, где он (революционный класс. – Прим. Д.В. ) будет иметь против себя вооруженный заговор, покушение, мятеж, он обрушит на головы врагов суровую расправу. Вопрос о форме репрессии или об ее степени, конечно, не является «принципиальным». Террор может быть очень действен против реакционного класса, который не хочет сойти со сцены. Устрашение есть могущественное средство политики…» Конечно, Сталин, приступая к «великому очищению», скорее всего, разделял идеи, высказанные Троцким еще полтора десятилетия назад. Он следовал этим рецептам периода революции и гражданской войны, но применил их, однако, когда, по его же словам, «социализм победил полностью». Нет никакого сомнения в том, что Сталин видел в массовых репрессиях «законный метод» диктатуры пролетариата и тогда, когда эксплуататорских классов в стране не осталось. Ведь именно так Жданов разъяснял установки сталинского доклада на февральско-мартовском Пленуме: «Репрессия имеет воспитательную роль». Конечно, можно спросить: что понимать под «репрессией»? Едва ли есть сомнение в том, как понимал суть репрессий Сталин. В этой связи хотелось бы сделать одно отступление.
Судя по многочисленным письмам, которые я получаю после своих публикаций, среди читателей есть и такие, которые хотели бы вывести сталинские репрессии «за скобки». Согласны анализировать все его шаги, «заслуги», «свершения», но не хотят даже говорить о репрессиях. В лучшем случае отсылают к Ежову, Берии и т. д. Происходит своеобразное «расслоение» биографии: признается то, во что эти люди верят. Когда я читал тома дел с фамилиями погибших, невинно погибших «благодаря» Сталину тысяч людей, я как бы слышал их голоса из давно ушедшего: вечное недоумение, смертельную тоску, отчаяние и утраченные надежды. Думаю, хорошо бы этим людям, пытающимся обелить деспота, дать почитать эти тома. Репрессии – крайнее выражение диктаторского единовластия – являются апофеозом аморальности. Сталин медленно, но неуклонно шел к тотальному террору. Но ему, человеку злого, хитрого ума, были необходимы «оправдательные» аргументы перед партией, народом, историей. Этих аргументов у него не было . Он их сфальсифицировал, сфабриковал,
После процесса над Зиновьевым и Каменевым 23 января 1937 года в Москве начался так называемый процесс «семнадцати». Здесь вместе с Пятаковым, которого Ленин назвал в своем «Письме к съезду» человеком «несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей», было еще шестнадцать обвиняемых. Главная цель процесса – доказать, что Троцкий с помощью этих людей организовывал вредительские акции, готовил реставрацию капитализма в СССР. Процесс так тщательно «подготовили», что Пятаков, с его выдающейся волей, красочно описывал свою встречу с изгнанником в Осло (где подсудимый никогда не был), говорил о том, что Троцкий в своей «директиве поставил два варианта о возможности нашего прихода к власти. Первый вариант – это возможность прихода до войны и второй вариант – во время войны. Первый вариант Троцкий представлял в результате, как он говорил, концентрированного террористического удара. Он имел в виду одновременное совершение террористических актов против ряда руководителей ВКП(б) и Советского государства, и, конечно, в первую очередь против Сталина и ближайших его помощников. Второй вариант, который был, с точки зрения Троцкого, более вероятным, – это военное поражение…». Дальше все в том же духе. Зиновьева и Каменева Сталин взял измором и обманом; Пятакова и его «содельцев» – пытками.
Еще один спектакль, так называемый процесс «двадцати одного», был особенно тягостным. Здесь готовилась расправа над Бухариным, Рыковым, Крестинским, Раковским, Розенгольцем, другими мучениками сталинского произвола.
С помощью этих судилищ Сталин хотел нанести последний, сокрушающий удар по бывшим – главным образом – сторонникам Троцкого, заклеймив их как «оголтелую банду вредителей», занимающуюся «шпионажем, террором, убийствами, поджогами». Троцкий был главной идейной и политической мишенью Сталина. «Дуэль» с Троцким продолжалась. В ней не могло быть ничьей. Не случайно, что в обвинительном заключении по делу Г.Л. Пятакова, К. Б. Радека, Г.Я. Сокольникова и других на нескольких страницах текста Троцкий упоминается пятьдесят один раз! Аналогичная картина и в обвинительном заключении по делу Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, Н.Н. Крестинского, Х.Г. Раковского, А.П. Розенгольца и их товарищей по несчастью. Когда начались процессы, Троцкий из Мексики все время давал понять, что да, «судят его единомышленников, но судят за идеи». Так, почти в каждом выпуске своего «Бюллетеня оппозиции» Троцкий обязательно что-нибудь печатал о Раковском, Крестинском, Розенгольце, показывал их «несовместимость» со Сталиным, подчеркивал свою солидарность с ними. Почти регулярно изгнанник публиковал протесты против преследований своих «сторонников». Вся эта защита Троцким «врагов народа» Сталину была на руку, давала ему дополнительные «аргументы».
Сталин чувствовал приближение войны. Он не мог избавиться от ощущения, что смотрит на внешний мир глазами Троцкого. «Вождь», повторюсь, боялся признаться в этом даже самому себе. Стоило ему прочесть что-либо, написанное Троцким, как он чувствовал, что тот «каркает беду» не зря. Вот в той же «Преданной революции» Троцкий пишет: «Можем мы ожидать, что Советский Союз выйдет из приближающейся великой войны без поражения? На этот откровенно поставленный вопрос мы ответим также откровенно: если война останется только войной, поражение Советского Союза будет неизбежным. В техническом, экономическом и военном смысле империализм несравненно сильнее…» Это звучало как приговор не только социализму, но и ему, Сталину. Но недаром он стальной: так просто не уступит. Уже сейчас, до войны, нужно убрать всех потенциальных пособников фашизму! Ведь если Гитлер придет с мечом, то посадит здесь кого-нибудь из «недобитков», размышлял Сталин. Мы будем готовиться к будущей войне, а возможную «пятую колонну» уберем сейчас. У Гитлера не будет здесь опоры… Такой ход мыслей Сталина возможен. Тем более что Молотов, по свидетельству Ф. Чуева, незадолго до своей смерти подтвердил, что накануне войны Сталин проводил курс на максимальное ослабление социальной базы возможных квислингов и лавалей.
Несмотря на общий подъем, заметные успехи и консолидацию общества на вождистской основе, крупных изъянов и провалов было очень много. Многочисленные недостатки в промышленности, хроническое отставание сельского хозяйства, медленный рост жизненного уровня народа требовали объяснений. Самым удобным для Сталина казалось свалить все на «вредительство и диверсии». В ежедневных сводках послушные исполнители, точно уловив адрес классового врага, указанный «вождем», докладывали. Вот, например, небольшая выдержка из сводки за 19 октября 1937 года:
«ЦК товарищу Сталину
СНК товарищу Молотову
Секретарю ЦК тов. Ежову.
На Урале, в с. Таборы за развал колхоза приговорены к расстрелу 5 человек (в том числе пред. Таборинского РИКа Мотырев А.Л., пред. райзо Мешавкин Н.Л.).
Минск. За умышленное засорение муки расстреляно 5 человек (в том числе зав. заготконторой Чудновский Р.Л., зав. конторой «Заготзерно» Левченко В.М., директор элеватора Капланский В.Н.).
Саратов. Троцкистско-правая группа выпустила большое количество нефти в Волгу. К расстрелу приговорено 9 человек, в том числе: управл. Саратовской конторой Главнефть Браткин М.Н., директор крекинг-завода Богданов В.Ф., профессор Саратовского университета Орлов Н.А.