Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2

Волкогонов Дмитрий Антонович

Если говорить о персональной ответственности, то главный виновник всех этих невиданных репрессий – И. В. Сталин. «Вождь» лично давал указания Ежову о направленности и масштабах репрессий, нередко указывал конкретных лиц, которых, по его мнению, следовало «проверить». Чтобы избежать в переписке и телефонных разговорах упоминания слов «смертная казнь», «высшая мера наказания», Сталин предложил именовать эту меру наказания «первой категорией». Из документов видно, что репрессии в отношении многих известных лиц были осуществлены по личному указанию Сталина. Р. Эйхе, Я. Рудзутак, В. Чубарь, С. Косиор, П. Постышев были арестованы и расстреляны с санкции Сталина. В аппарате ЦК, например, Сталин предложил «проверить» (а это означало самое худшее) заведующего отделом агитации и пропаганды А. Стецкого, заведующего отделом печати Б. Таля, заведующего сельхозотделом Я.

Яковлева, заведующего отделом науки К. Баумана, ответственного работника Комиссии партийного контроля Ф. Зайцева, десятки других работников. Для всех эта «проверка» закончилась расстрелом.

Когда дело приняло широкие масштабы, Сталин одобрял смертные приговоры большими списками, а в 1938 году, «устав» от этого занятия, предоставил право решать судам и трибуналам без доклада ему. Н.С. Хрущев на XX съезде партии сказал, что в 1937–1938 годах Ежов направил Сталину 383 списка с именами многих тысяч партийных, советских, комсомольских, армейских и хозяйственных работников. Все они были Сталиным утверждены. Не думаю, что Сталин ограничился только этими списками. Их было больше. Поскольку на них часто стояли визы и других руководителей, многие документы уже после XX съезда партии исчезли. Как мне рассказывал А.Н. Шелепин в начале апреля 1988 года, целый ряд списков, на которых стояла и подпись Хрущева, был изъят из архивов по его же указанию И.А. Серовым, тогдашним заместителем министра госбезопасности. Они были переданы Первому секретарю ЦК партии Н.С. Хрущеву, который, решившись на смелый шаг в разоблачении злодеяний Сталина, видимо, хотел отмежеваться от его преступлений. Хотя, несомненно, Хрущев, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, другие руководители виновны в беззакониях или как соучастники, или как слепые исполнители, или как бездумные «поддакиватели». Но Сталин несет перед историей главную ответственность за бесчисленные преступления 1937–1938 годов.

«Вождь» очень заботился, чтобы его имя не фигурировало в качестве лица, санкционировавшего ВМН (высшую меру наказания). У меня есть много писем, адресованных Сталину, Ворошилову, Молотову, другим руководителям партии с мольбами о помиловании. Отдельные письма они читали, часто не оставляя своих автографов. Однако все авторы писем погибли. Остается предположить, что Сталин предпочитал устно выносить свое решение, а иногда и вообще не рассматривать этих прошений, так как судьба тех, кто их писал, была им предрешена заранее. Вот эта «закрытость» роли Сталина как прямого, непосредственного организатора и участника преступлений породила и поныне «здравствующую» легенду о том, что он «не знал» о репрессиях. Как говорила, например, на XXII съезде КПСС старая большевичка Д.А. Лазуркина, когда она сидела в тюрьме, то «ни разу не обвиняла тогда Сталина. Я все время дралась за Сталина, которого ругали другие заключенные, высланные и лагерники. Я говорила: «Нет, не может быть, чтобы Сталин допустил то, что творится в партии. Не может этого быть». Подобная наивность могла проистекать лишь от незнания истинной картины.

Сталин и его окружение возвели насилие в норму жизни. Именно их усилиями в конце концов была создана такая система отношений в государстве и партии, которая породила обстановку беззакония. Как говорилось в докладе на XX съезде партии «О культе личности и его последствиях», «произвол одного лица поощряет и разрешает проявление произвола другими лицами. Массовые аресты и высылки многих тысяч людей, расстрелы без суда и нормального следствия создали обстановку, лишенную чувства безопасности и полную страха и даже ужаса».

Печальным и трагическим является то обстоятельство, что террор был развязан в условиях, когда прямой, непосредственной угрозы существовавшему строю в стране не было. Внешняя угроза, которая существовала многие годы после революции, ни в коей мере не могла оправдать репрессий. Вероятно, единичные проявления классовой вражды, неприятия нового строя в стране имели место. И в этом нет ничего удивительного. Но нет никаких доказательств наличия массовых организованных вредительских и враждебных элементов.

Сталин сохранил «революционные» воззрения в отношении революционного террора. Да, было время, когда молодая Советская республика, чтобы выжить, была вынуждена ответить на белый террор красным террором. Но как только появились объективные признаки упрочения новой власти, постепенно были приняты меры, чтобы прекратить крайнее насилие как способ решения социальных, политических и экономических задач.

«Террор был нам навязан терроризмом Антанты, – говорил Ленин в своем докладе о работе ВЦИК и Совнаркома 2 февраля 1920 года, – когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь

ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали». Сталин, видимо, не считал нужным к «собственной программе» относиться как к «обещанию». Вспомним постановление ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года, принятое по инициативе Сталина: «Приводить в исполнение смертные приговоры преступникам… немедленно», «получение прошений о помиловании… неприемлемо». Никаких адвокатов, никакого нормального следствия… Арестованный сразу же становился преступником. Так настроил террористическую машину лично Сталин. Аппарат репрессий был создан. Первыми под нож сталинской гильотины попали видные партийные, государственные и военные деятели.

В 1937 году состоялось несколько пленумов ЦК партии. На каждом из них, кроме рассмотрения вопросов о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР, об ошибках при исключении коммунистов из партии, о мерах по улучшению работы МТС и других проблем, непременно рассматривались и такие, как «о составе ЦК ВКП(б)». А это означало, что продолжалась чистка и высшего партийного органа. Например, на октябрьском Пленуме ЦК партии 1937 года из его состава было выведено 24 члена и кандидата! Среди них: Зеленский, Лебедь, Носов, Пятницкий, Хатаевич, Икрамов, Криницкий, Варейкис, Гринько, Любченко, Еремин, Дерибас, Демченко, Серебровский, Розенгольц, Птуха, Шубриков и другие. Все они, в основном большевики с большим стажем, костяк партийных кадров, квалифицировались как «враги народа». Участь их печальна. И так – на каждом пленуме… На декабрьском Пленуме ЦК 1937 года, например, было утверждено (голосование опросом) следующее решение:

«На основании неопровержимых данных Пленум ЦК признает необходимым вывести из состава членов ЦК ВКП(б) и подвергнуть аресту как врагов народа: Баумана, Бубнова, Булина, Межлаука, Рухимовича и Чернова, оказавшихся немецкими шпионами и агентами царской охранки; Михайлова, связанного по контрреволюционной работе с Яковлевым, и Рындина, связанного по контрреволюционной работе с Рыковым, Сулимовым».

Далее почерком Сталина дописано: «Все эти лица признали себя виновными».

Подумать только, как бедна фантазия главного Инквизитора: более половины состава ЦК – «шпионы» и «агенты царской охранки»! Двадцать лет после краха дома Романовых их жандармское ведомство продолжало как ни в чем не бывало действовать! Все это похоже на безумие, пир злой силы! Просматривая пожелтевшие листки, которые рассылались членам ЦК для заочного голосования, я не встретил ни одного несогласия, возражения, сомнения. Только «за», «согласен», «безусловно согласен», «верное решение», «необходимая мера» и т. д. Совесть безмолвствовала в заточении лжи и страха.

К концу 1938 года фактически не оставалось кандидатов, которыми можно было заполнить страшную брешь. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде, 97 человек, или 70 %, были арестованы и в 1937–1938 годах погибли. Такова судьба не только большинства членов Центрального Комитета, но и основной части делегатов «съезда победителей». А ведь 80 % делегатов XVII съезда с правом решающего голоса были большевики со стажем до 1921 года! Это люди, прошедшие ленинскую школу, подполье, революцию, гражданскую войну. Сталин не мог забыть, что почти триста делегатов голосовали тогда против него. Кто они? Диктатор в каждом видел потенциального врага.

Республиканский, краевой и областной эшелоны также были обескровлены. Многие обкомы были просто обезглавлены; все секретари партийных комитетов попадали, по словам Кагановича, на «жительство» к Ежову. Назову лишь несколько фамилий из тысяч местных партийных и советских работников, кому довелось испить из «чаши Иосифа»: А. Богомолов, Т. Братановский, Е. Вегер, М. Гусейнов, Б. Додобаев, Н. Журавлев, С. Зегер, В. Еременко, Ю. Коцюбинский, Г. Крутов, Н. Марголин, Д. Орлов, Н. Степанян, Я. Попок, А. Шпильман, А. Ханджян, многие, многие другие. Обобщенные данные мог иметь только Сталин. Что думал он, листая страшные сводки и доклады Ежова, Ульриха, Вышинского, когда мог «убедиться», что страна, партия, армия, народное хозяйство – во власти врагов? Неужели ему не могла прийти даже мысль о том, что его концепция «врагов народа» чудовищна в своей нелепости и преступности? Но «вождь» отличался последовательностью. Раз принятое решение Сталин всегда старался довести до конца. С «очищенным» обществом он добьется многого, о чем будут «говорить в веках»…