Триумф красной герани. Книга о Будапеште
Шрифт:
Даже если б финал его правления обошелся без катастрофы 1914 года, император вряд ли мог рассчитывать на любовь подданных. «Самого старательного чиновника империи» можно уважать, но любить люди всегда предпочитают младших, с легкостью прощая им все грехи. Д'Артаньяну – коварство, Ахиллу – беспечность, маркизу Карабасу – ложь, Ивану-дураку – безответственность.
Младших любят искренне, сердечно. Старших – почитают из чувства долга. Памятники старшим ставят лишь там и тогда, где и когда признают их легитимность. Стоит смениться социальной парадигме или территории выйти из-под власти правителя – поминай как звали.
Пример – история памятника Францу Иосифу в Будапеште. На торжественной колоннаде, установленной в честь праздника Тысячелетия, его фигура замыкала ряд венгерских королей, начинающийся с крестителя, Иштвана Святого. Идея прочитывалась просто: Иштван – начало, Франц Иосиф – вершина,
Но сейчас замыкает колоннаду скульптура Лайоша Кошута, человека, которого меньше всего можно было бы ожидать в этом ряду, поскольку главное дело всей его жизни заключалось в непримиримой борьбе с Габсбургами вообще и лично – с Францем Иосифом. Это он возглавил революцию 1848 года, он вместе с Лайошем Баттяни в марте того года прибыл с Вену с требованием учреждения венгерского самоуправления, он создал для борьбы с Австрией двухсоттысячную армию, он вел переговоры с Англией и Францией, протестовал против вмешательства России, требовал низложения самой династии Габсбургов. Собственно, в живых-то после подавления революции он остался только потому, что эмигрировал в Турцию, затем в Америку. Его ближайший соратник Лайош Баттяни был расстрелян 6 октября 1849 года во дворе австрийских казарм, на месте нынешней площади Свободы. А Кошут дожил в Италии до девяносто одного года, ругательски ругая Австрию и Франца Иосифа в статьях и письмах, протестуя против Соглашения 1867 года, не давая забывать о себе. Когда он умер в 1894 году, город устроил ему пышные похороны.
Но сначала-то в монументе-то по праву была установлена статуя Франца Иосифа, законного правителя, против торжественных похорон своего противника, кстати, не возражавшего. Скульптура изображала императора в гусарском мундире, с пышными знакомыми бакенбардами.
Простояла статуя до 1919 года. После чего за дело взялись венгерские революционеры во главе с недоброй памяти коммунистом Белой Куном. Все памятники королям из династии Габсбургов были удалены, причем скульптуру Франца Иосифа красные бойцы раскололи на куски, так что на пьедестале остался только один сапог. В 1926-м поставили новую статую, теперь в коронационном платье, хотя и без короны. Этот вариант простоял до Второй мировой войны, когда бомба повредила три крайние фигуры колоннады. И в 1955 году место Франца Иосифа в колоннаде площади Героев окончательно занял Лайош Кошут.
Памятников Францу Иосифу в Будапеште нет. Ни одного. Его почитали, пока был живой и при власти, и перестали вспоминать, когда страница истории перевернулась. Злую сатиру на императора и его время, правда, тоже сочинять не стали: «Швейк» – явление чешской, не венгерской, культуры. Но и любви к нему не питают. Такова доля старшего сына.
Что ж, человечество, по крайней мере, помнит еще его имя. Как звали других старших – добропорядочных братьев Ивана-дурака или маркиза Карабаса – не знает уже никто.
Елизавета, Франц Иосиф, Будапешт. Продолжение
Считается, что единственное вмешательство императрицы Елизаветы в дела государственные приходится как раз на тот момент, когда в венгерской оппозиции стала побеждать линия, ориентированная не на завоевание независимости любой ценой, а на достижение взаимовыгодного компромисса. Инициатива принадлежала Ференцу Деаку, бывшему министром юстиции в правительстве Баттяни. Деак, либеральный мыслитель, скептически настроенный по отношению ко всяческим революциям, поначалу призывал к пассивному сопротивлению Габсбургам, а в 1865 году опубликовал в газете «Pesti Napl'o» статью, с которой и началось движение в сторону Австро-венгерского соглашения. «Деак и его сторонники вовсе не хотели свергнуть Габсбургов, напротив, они желали усиления их власти, но лишь в узкой области ее собственных функций. Они знали, что великие державы рассматривают империю Габсбургов как неотъемлемую принадлежность политической карты Европы, как составляющую баланса ее сил, но при этом были убеждены, что самим венграм империя совершенно необходима, что она, как щит, защищает их страну, вклинившуюся между германским молотом и славянской наковальней» [13] .
13
Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М.: Весь мир, 2002. С. 349.
Читала ли Елизавета статью Деака? Вряд ли, хотя венгерский она понимала. Скорее всего, о смене политического курса императрица узнала от графа Андраши. С ним ее связывали давние приятельские отношения, порождавшие и порождающие бесконечные сплетни. И сейчас можно встретить в венгерском интернете обсуждение животрепещущей темы: «Сисси и граф Андраши – компромисс из любви или секс ради компромисса?» («Sissi 'es Andr'assy gr'of: kiegyez'es szerelemb"ol, szex a kiegyez'es'ert?»)
Граф Дьюла Андраши – личность яркая. Герой революции 1848–1849 годов, символически казненный после ее подавления, изгнанник, эмигрант (Le Beau Pendu, «красавчик-висельник», как называли его парижские дамы), изображаемый на портретах бравым гусаром в ментике, при усах и шпаге, он уже в 1857 году получил амнистию и вернулся в Венгрию перед новым взлетом карьеры. Судя по всему, роль Елизаветы сводилась к посредничеству между венграми и императором и женскую эмоциональную отзывчивость предположить здесь проще, чем наличие собственных политических соображений.
Венгры, и до того относившиеся к императрице с большой симпатией, возлюбили свою королеву – kir'alyn'e, кирайнэ – еще больше. Пока она была жива, любовь эта проявлялась в безудержном гостеприимстве, а после ее смерти – в создании топонимов и мемориальных сооружений.
Франц Иосиф, Елизавета, Будапешт – любовный треугольник. Или четырехугольник? Франц Иосиф полюбил Елизавету и привез ее в Вену. Вена к императору относилась всегда с искренним почтением, которое не пошатнули две мировые войны. Мемориальные таблички, украшенные знакомым профилем с бакенбардами, и сейчас повсеместно присутствуют в Вене на стенах основанных им гимназий и больниц. Елизавета же Вену невзлюбила и – именно поэтому – открыла сердце Будапешту. Будапешт не любил Вену (тоже взаимно: достаточно вспомнить цитадель на горе Геллерт) и потому любил Елизавету. Осталось спросить, какую из столиц своей империи любил Франц Иосиф? Будапешт или Вену? Но Франц Иосиф никогда не руководствовался в своих решениях любовью. Старший сын, он был человеком долга, а не эмоций, и исполнял свой долг неустанно – так, как его понимал.
Романтики и зануды
Возле здания Парламента в Будапеште стоит памятник Лайошу Кошуту в окружении соратников. Высокая фигура. Вдохновенное печальное лицо. Бакенбарды – похлеще пушкинских. До 2014 года здесь стояла другая скульптурная группа, но тоже про Кошута. Тогда его правая рука жестом, так знакомым по памятникам Ленину, призывно простиралась в сторону Вены, а ниже внимали вождю человечки помельче. Теперь памятник заменили на копию первоначального, стоявшего с 1927 по 1950 год. Но площади этой без Кошута – никак: она носит его имя. Впрочем, так же называются главные площади или улицы едва ли не в каждом венгерском городе. И если б только в Венгрии! Этот человек, чья жизнь охватывает почти весь XIX век, произвел сильное впечатление не только на соотечественников, и английский поэт Чарльз Суинберн мог рассчитывать на всеобщий отклик, когда называл Кошута «звездой, не меркнущей на небосклоне». На первой граммофонной пластинке, выпущенной в Америке Берлинером в 1890 году, записана именно его, Кошута, речь. В моде была «шляпа Кошута». Имя «отца нации» тоже не кажется сильным преувеличением, хотя ни королем, ни поэтом, ни воином-освободителем Кошут не был.
Кем же он был? Об этом позже. Сначала посмотрим на вторую фигуру.
Тоже поблизости от Парламента, неподалеку от Базилики, в сквере на набережной Дуная стоит памятник другому человеку. В глубоком покойном кресле, чуть откинувшись назад, сидит упитанный мужчина солидного возраста с длинными мадьярскими усами, в застегнутом на все пуговицы сюртуке, весомостью фигуры – и, хочется думать, привычками – напоминая нашего Ивана Андреевича Крылова. Пафос на нуле: ни поэтического вдохновения, ни революционного энтузиазма. Отношение общества – такое же сдержанное. Именем его не клянутся, песен про него не поют.
Между тем первый, Кошут, – пассионарий-неудачник, вызывавший даже у соратников «чувство восхищения, переходящее в ненависть» [14] ; сбежавший предводитель неудавшейся революции; человек, дело всей жизни которого было проиграно и, мало того, стоило любезному Отечеству немалых жертв. А второй, Деак, которого на аллегорических картинках, изображающих венгерскую историю, рисуют обычно тихо сидящим за столом (не призывающим, не ведущим в бой), на самом деле и есть как раз тот деятель, который принес стране свободу, покой и благоденствие.
14
Контлер Л. Указ. соч. С. 329.