Триумф Темного Меча
Шрифт:
Рычание стало громче. Мосия вспомнил убегающего колдуна... Дыру, прожженную в теле... И все же он медлил. Он был похож на человека, который стоит на краю обрыва, а на него сверху падает камень, и единственным спасением остается прыгнуть в темный провал внизу.
— Куда? — спросил он онемевшими губами, едва выговаривая слова. Коридор уже начал закрываться.
— К императору Ксавьеру, — ответила колдунья, и хватка ее зловеще усилилась.
— Не надо, — тихо сказал он, сглотнув комок в горле. — Я сам пойду.
Коридор открылся, втянул его внутрь и сомкнулся вокруг них.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ПОЛЗУЩАЯ СМЕРТЬ
Было неестественно тихо. Гаральд, осторожно выйдя из Коридора, подумал сначала, что Тхон-ли, которые были совершенно сбиты с толку происходящим, ошиблись и забросили его в какой-то отдаленный, тихий уголок мира. Но уже через мгновение принц понял, что он все-таки там, куда хотел попасть, и эта тишина — отнюдь не мирная.
Это была тишина кладбищенская.
Коридор за Гаральдом торопливо закрылся. Он смутно осознавал, что кардинал Радисовик, прикрыв глаза рукой, бормочет срывающимся голосом молитвы. Гаральд слышал, как даже его телохранители, Дуук-тсарит, с детства приученные к дисциплине и молчанию, прерывисто дышат, не в силах успокоиться. Гаральд все это осознавал, но ничто его не трогало. Ему казалось, что он стоит один посреди мира и впервые видит его.
Создавая пугающий контраст с бурей, из которой они только что вырвались, солнце полыхало так яростно, как будто пыталось выжечь все свидетельства тех ужасов, что предстали его глазам. Гаральд глянул на юг, откуда надвигалась гроза. По Правилам войны эта погодная атака, осуществленная шараканскими Сиф-ханар, должна была бы подтолкнуть Ксавьера приказать своим собственным Сиф-ханар ответить контратакой, устроив в воздухе грозовую битву. Но этого не произошло. И теперь причина была ясна.
Мерилонские Сиф-ханар лежали мертвыми под своей Игровой Доской. Их тела были разбросаны по обугленной траве.
Сама Доска была уничтожена, расколота пополам. Одна половина ее стояла под каким-то неправдоподобным углом, подпертая лежавшими под ней трупами. Вторая половина валялась на траве. Глядя на Доску, Гаральд пытался представить себе тот страшный удар, который расколол магический камень, и не мог.
Осторожно озираясь по сторонам, Гаральд подошел к Доске. Встав на колени возле нее, он провел рукой по гладкой поверхности, холодившей пальцы. Магия Доски была тоже уничтожена, как и она сама. На ней не извергали пламя крохотные драконы, по ней не топали маленькие гиганты, не сражались в магической битве колдуны. Доска Мерилона была пуста и безжизненна, как глаза мертвецов, лежащих под ней.
Оторвав взгляд от Игровой Доски, принц увидел настоящее поле боя.
Оно было завалено трупами. Принц даже не стал подсчитывать их. Кардинал Радисовик шел между телами в развевающихся красных парадных одеждах — вместе с порывистым ветром приближалась гроза. Злой ветер летел над Полем Доблести, унося солнечное тепло и дыша леденящим холодом.
— Если вы ищете выживших, Радисовик, то тратите время попусту, — начал было принц Гаральд. — Здесь никого живого не осталось... Никого и ничего...
И лишь понаблюдав за кардиналом несколько мгновений — которые Гаральд ощущал чуть ли не осязательно, — принц понял, что кардинал не ищет живых. Он читал отходную мертвым.
Гаральд смотрел на залитый солнцем луг, раскинувшийся перед ним. Некогда ровная и ухоженная трава была вырвана с корнем какой-то могучей силой, почернела и обуглилась, словно само солнце спустилось вниз и лизнуло поверхность земли пламенным языком. Трупы лежали по всему полю в разных позах, в зависимости от того, как их застигла смерть. На каждом лице застыли страх, ужас, паника.
Внезапно Гаральд вскрикнул от неожиданности: поскользнувшись на траве, он упал в лужу крови. Дуук-тсарит тут же оказались рядом и помогли ему встать, уговаривая быть поосторожнее, убеждая, что опасность, возможно, еще не миновала. Оттолкнув их, Гаральд подбежал к Радисовику, который бормотал молитву над трупом молодой женщины в черных одеждах. Схватив кардинала за руку, Гаральд рывком поднял его.
— Смотри! — хрипло крикнул он, показывая на поле. — Смотри!
— Я знаю, милорд, — тихо ответил Радисовик. Лицо его так изменилось и состарилось от страдания и горя, что Гаральд отшатнулся в испуге. — Я знаю, — повторил кардинал.
Одна из причудливых колесниц, принадлежавшая какому-то богатому мерилонцу, разбилась о землю, и ее обугленные, дымящиеся обломки были разбросаны на обширном пространстве. Магические ласточки, что некогда тянули ее, лежали мертвыми поблизости. Птицы все еще были в золотой упряжи, в воздухе стоял запах паленых перьев.
Гаральд увидел краем глаза, как бьется на ветру голубой шелк. Забыв об уговорах Дуук-тсарит, он поспешил к повозке. Схватившись за кусок обугленной доски, которая прежде, видимо, была дверью, он отшвырнул ее в сторону. Под обломками повозки лежала молодая женщина, ее обожженные и сломанные руки обнимали ребенка так крепко, словно она пыталась собственным хрупким телом прикрыть дитя от смертельной опасности. Но эта слабая попытка ничего не дала. В объятиях матери лежал детский трупик.
Рядом с телом женщины среди обломков лежал ничком труп мужчины. Судя по манере одеваться и элегантности одежд, Гаральд решил, что это сам владелец повозки, знатный мерилонец. Надеясь найти в нем хоть искру жизни, Гаральд перевернул его на спину.
— Бог мой! — воскликнул принц в ужасе.
На него смотрели пустые глазницы обожженного осклабившегося черепа. Одежда, кожа, плоть, мускулы — вся передняя часть тела мужчины — были сожжены.
Мир перевернулся. Солнце упало с неба, земля выскользнула из-под ног Гаральда. Чьи-то сильные руки подхватили его. Он ощутил, что его опускают на землю, он услышал голос Радисовика, доносящийся откуда-то издалека, словно ветер...
— Телдара... быстро привести.
— Нет! — с трудом прохрипел Гаральд. Горло у него перехватило, говорить было больно. — Не надо. Я в порядке. Это было... несчастный! Какая же тварь могла...
Железная тварь.
— Я... в порядке! — Отстранив руки кардинала, Гаральд с трудом сел. Свесив голову меж колен, он сделал глубокий вздох, глотнул холодного воздуха. Сурово упрекнул себя, прибегнув к своей обычной язвительности, чтобы заставить отступить ужас, представший его взору. Что же он за правитель? Когда он так отчаянно нужен своему народу, он позволяет себе поддаться слабости. А этот человек в годах, его каталист, куда сильнее его, принца, крови!