Триумф Венеры. Знак семи звезд
Шрифт:
Но относительно троих его однофамильцев, один из которых занимал к тому же соседний номер, ничего путного он не сообщил: никаких особых примет, люди как люди.
— А Петрова знаете по фамилии?
— Так он и есть Петров, на морской таможне служит. Черт ему не брат, всегда прямо так и пишет: Петров.
— А Энский? Энэнский?
— Этих двоих вчера первый раз увидел. Раньше-то не живали у меня. Но оба солидные господа.
— А князь Никтодзе?
Хозяин помялся, но наконец произнес твердо и не без гордости за свое заведение, где бывают такие гости:
— Это большой человек.
— Кто именно?
— Я бы, господин сыщик, вам не советовал…
— Ну, живо! — потребовал Иван Дмитриевич.
— Нет, я не могу. Мне стыдно обмануть его доверие.
— В таком случае собирайтесь, поедем в сыскное. Когда вы скажете моему начальнику, что совесть не позволяет вам раскрывать имена постояльцев, он будет восхищен вашим благородством.
— Это… Это пензенский губернатор, князь Панчулидзев, — упавшим голосом сообщил хозяин.
— Тонкого юмора человек, — оценил Иван Дмитриевич. — И все были с женщинами?
— Все, кроме Якова Семеновича.
— Не заметили у кого-то из дам красного зонтика?
— Наталья! — крикнул хозяин мелькнувшей в конце коридора горничной. — Какая-нибудь была вчера с красным зонтом?
— Не помню, — отвечала она, к большому разочарованию Гайпеля.
Тот уже приготовился, что этим невесть откуда взявшимся зонтиком Иван Дмитриевич прямо у него на глазах раздвинет завесу тайны.
— А что за дама была с князем Панчулидзевым?
— По всему видать, важная, — ответил хозяин, — но лица не разглядел. Вуаль на шляпке чернущая, ячея мелкая. Ничего не разглядишь, как у персиянки.
— А с Петровым?
— С ним-то Ксенька была. Шалава портовая, клейма ставить некуда. Я ее вначале и пускать не хотел. Только заведение позорить. Да Петров за нее горой. Разорался на весь этаж: не обижайте, мол, его заиньку! Она, мол, святая душа, чахоточному папаше на кумыс зарабатывает.
Про остальных заинек ничего путного сказано не было. Все прятались под вуалетками, рта не раскрывали и быстро проходили в номера.
— Ладно, — распорядился Иван Дмитриевич. — Айда к князю.
— Он съехал, — сказал хозяин.
— Вы его предупредили?
— Он мой старый клиент. Я должен был сообщить ему, что скоро будет полиция.
— Тогда к Петрову.
— Его я тоже предупредил, — покаялся хозяин.
— А Ивановы? Энский, Энэнский?
— Они на месте. Спят еще небось.
Сунулись в один номер, в другой — никого. Спустились на первый этаж, заглянули еще в чьи-то апартаменты. Пусто, но даже Гайпелю ума хватило определить, что отовсюду бежали второпях, недолюбив или недоспав.
Хозяин выскочил в коридор:
— Наталья! Куда они все подевались?
— Собрались и ушли, пока вы князю за извозчиком бегали.
— Одиннадцати нет! Чего так рано?
— Ушли, — повторила горничная, невинно лупая глазами.
Тут наконец хозяин сообразил, кто в его отсутствие сыграл постояльцам тревогу.
— Ах ты, курва! — страшным шепотом сказал он, подступая к изменнице. — Или я тебе мало плачу? То-то, смотрю, у тебя третья титька выросла. Чего ты туда насовала? Деньги? За сигнал взяла, курва?
— Не подходите ко мне, — спокойно отвечала горничная. — Эта титька не про вас. Те две, пожалуйста, щупайте на здоровье, а эту не трожьте.
— Змея! Сей момент рассчитаю!
— Вы рассчитайте сперва, что я в полиции про вас рассказать могу. Потом уж рассчитывайте.
Иван Дмитриевич тронул Гайпеля за локоть:
— Пойдем. Пусть их.
Итак, «Аркадия» была пуста. Один Иванов лежал мертвый, остальные трое, Энский и Энэнский, упрежденные коварной Натальей, исчезли вместе со своими дамами, растаяли в утренней синеве, растворились в толпе на улицах великого города. Призраки с деревянными фамилиями, с безымянными возлюбленными, где их теперь найдешь! Можно было, разумеется, разыскать таможенника Петрова и грузинского князя на пензенском престоле, но стоит ли? Сердце подсказывало, что это ложный путь.
— Панчулидзева с Петровым — долой, — сказал Иван Дмитриевич, — остаются пятеро. С кем-то из них эта дамочка сюда и пришла. Назначила свидание Куколеву, а пришла с другим.
— У меня была такая мысль, — вставил Гайпель, который жадно ловил всякий случай показать, что его не напрасно взяли в помощники. — Нет, думаю, что-то здесь не то, должен у нее быть сообщник.
— По крайней мере, с шапкой-невидимкой все попятно.
— Я тоже сразу понял, — не унимался Гайпель, — что тут замешан мужчина. Как увидел этот жетончик, прямо в голову ударило.
— Чем ударило?
— Мыслью, Иван Дмитриевич! Нет, думаю, женщин-то в масонские ложи не принимают.
До обеда Иван Дмитриевич составлял протокол, ругался с приставом, склонным перекладывать на других свои служебные обязанности, потом заставлял хозяина говорить с Натальей в том номере, где убили Якова Семеновича, а сам снизу, из ее каморки, слушал через дымоход и убедился, что, действительно, слов разобрать нельзя, только тембр голоса.
Одновременно были допрошены два лакея, но и они о вчерашних постояльцах не открыли ничего нового. Никто из гостей не имел ни шрама на лице, ни бородавок на щеках, никто, кроме покойного, не хромал, все говорили без акцента, платье имели приличное, были среднего телосложения и в летах тоже средних. Но в конце концов, как жемчуг в куче навоза, сверкнуло одно бесценное известие: один из Ивановых, занимавший номер по соседству с Яковом Семеновичем, и его пассия бежали из «Аркадии» еще до того, как Наталья пришла предупредить их о скором визите полиции. Когда она к ним постучалась, в номере уже никого не было. Правда, время их бегства так и осталось тайной. Под немигающим взглядом Ивана Дмитриевича швейцар уронил слезу и сознался, что под утро его бес одолел: уснул на карауле.