Триумфальная арка
Шрифт:
Глаза закрылись совсем. Улыбка погасла. Равик прислушался.
— Мы не можем внести носилки в лифт. Он слишком узок. Разве что поставить наклонно.
— А на лестничных площадках развернетесь?
Санитар вышел на лестницу.
— Попробуем, — сказал он, вернувшись. — Только придется поднимать повыше. Лучше бы ее привязать.
Санитары привязали Жоан к носилкам. Она была в полузабытьи и время от времени стонала. Носилки вынесли на лестницу.
— У вас есть ключ? — спросил Равик актера.
— У меня?.. Нет… А
— Нужно запереть квартиру.
— У меня нет ключа, но он обязательно должен быть где-нибудь здесь.
— Найдите ключ и заприте дверь. — Санитары уже разворачивали носилки этажом ниже. — Захватите револьвер. Выбросите его на улице.
— Я… я… добровольно явлюсь в полицию. Она опасно ранена?
— Очень.
Лицо актера покрылось испариной. Пот струился из всех пор его тела, словно под кожей у него не было ничего, кроме воды. Он вернулся в квартиру.
Равик последовал за санитарами. Свет на лестнице зажигался всего на три минуты и затем автоматически выключался. На каждом этаже имелась специальная кнопка. Несмотря на трудность поворотов на площадках, санитары спускались довольно быстро. Носилки приходилось поднимать высоко над головой. По стенам метались огромные тени. Когда же все это было? — подумал Равик. — Ведь однажды я, кажется, видел нечто подобное. Потом он вспомнил — точно так же выносили тело Рачинского. Еще в самом начале его знакомства с Жоан.
Носилки задевали о стены, отбивая куски штукатурки. Санитары громко переговаривались. Привлеченные шумом на лестнице, из дверей высовывались жильцы. Лица, полные любопытства, взъерошенные волосы, пижамы, халаты — пурпурные, ядовито-зеленые, в тропических цветах… Свет снова погас. Санитары забормотали что-то в темноте и остановились.
— Зажгите свет!
Равик стал отыскивать кнопку на стене и угодил рукой в чью-то грудь. Кто-то обдал его нечистым дыханием… Нога задела что-то мягкое. Наконец вспыхнул свет. Прямо перед Равиком стояла какая-то женщина с крашеными волосами и в упор глядела на него. Ее жирное в складках лицо было густо смазано кольдкремом. Рукой она придерживала полу крепдешинового халата с множеством кокетливых рюшей. Жирный бульдог, укутанный в кружевное покрывало, подумал Равик.
— Умерла? — спросила женщина, поблескивая глазками.
— Нет.
Равик пошел дальше. Что-то зашипело, взвизгнуло. Какая-то кошка отскочила в сторону.
— Фифи! — Женщина нагнулась, широко расставив тяжелые колени. — Боже мой, Фифи! Тебе отдавили лапку?
Равик продолжал спускаться по лестнице. Несколько ниже колыхались носилки. Он видел Жоан, голова ее раскачивалась в такт шагам санитаров, но глаз не было видно.
Последний лестничный марш. Свет опять погас. Равик взбежал до ближайшей площадки, чтобы нажать кнопку. В эту минуту подъемник загудел, и сверху, словно спускаясь с небес, показался лифт. В ярко освещенной клетке из позолоченной проволоки стоял актер. Словно привидение, он беззвучно и неудержимо скользил вниз, мимо Равика, мимо санитаров. Актер увидел лифт наверху и воспользовался им, чтобы поскорее догнать носилки. Это было вполне разумно, но казалось нереальным и удивительно смешным.
Равик поднял глаза. Руки больше не дрожали и не потели под резиновыми перчатками, которые он сменил уже дважды.
Вебер стоял напротив.
— Если хотите, Равик, вызовем Марто. Он сможет тут быть через пятнадцать минут. Пусть оперирует он, а вы ассистируйте.
— Не надо. У нас слишком мало времени. Да я и не смог бы со стороны смотреть на все это. Уж лучше самому.
Равик глубоко вздохнул. Теперь он успокоился и начал работать. Белая кожа. Кожа, как всякая другая, сказал он себе. Кожа Жоан. Кожа, как всякая другая.
Кровь. Кровь Жоан. Кровь, как всякая другая. Тампоны. Разорванная мышца. Тампоны. Осторожно. Дальше. Клочок серебряной парчи. Нитки. Дальше. Пулевое отверстие. Осколок. Дальше. Канал он ведет… он ведет к…
Равик почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Он медленно выпрямился.
— Посмотрите… Седьмой позвонок…
Вебер склонился над раной.
— Плохо дело.
— Более того. Безнадежно. Ничто уже не поможет…
Равик посмотрел на свои руки. На пальцы в резиновых перчатках; Сильные руки, хорошие руки; тысячи раз они резали и сшивали разорванное тело; им гораздо больше везло, чем не везло, а в иных случаях они просто творили чудеса, выигрывали в почти безнадежном положении… Но теперь, теперь, когда все зависело только от них, они были совершенно бессильны.
Он ничего не мог сделать. Да кто бы на его месте смог? Оперировать было бессмысленно. Он стоял и не отрываясь смотрел на алое отверстие. Если вызвать Марто, он скажет то же самое.
— Ничего нельзя сделать? — спросил Вебер.
— Ничего. Всякое вмешательство только ускорит конец. Видите, где застряла пуля? Ее даже нельзя удалить.
— Пульс прерывистый, учащается… Сто тридцать, — сказала Эжени из-за экрана.
Края раны приняли сероватый оттенок, словно их уже коснулась смерть. Равик держал в руке шприц с кофеином.
— Корамин! Быстро! Прекратить наркоз! — Он сделал второй укол. — Ну как, лучше?
— Без изменений.
Кровь все еще отливала свинцовым блеском.
— Подготовьте шприц с адреналином и кислородный аппарат!
Кровь потемнела. Казалось, это плывущие в небе облака отбрасывают тень. Казалось, просто кто-то подошел к окну и задернул занавески.
— Кровь, — в отчаянии произнес Равик. — Надо сделать переливание крови. Но я не знаю, какая у нее группа.
Аппарат снова заработал.
— Ну, что? Как пульс?
— Падает. Сто двадцать. Очень слабого наполнения.
Жизнь возвращалась.
— А теперь? Лучше?
— То же самое.
Он немного выждал.
— А теперь?
— Лучше. Ровнее.
Тени исчезли. Края раны заалели. Кровь снова стала кровью. Она все еще была кровью. Аппарат работал.
— Веки дрогнули, — сказала Эжени.
— Не важно. Теперь она может проснуться.
Равик сделал перевязку.
— Пульс?
— Ровный.
— Да, — сказал Вебер. — Еще бы минута…