Триумфальная арка
Шрифт:
Равик почувствовал, что его веки стали тяжелыми. Это был пот. Крупные капли пота. Он выпрямился. Аппарат гудел.
— Пусть еще поработает. Не выключайте.
Он обошел вокруг стола и остановился. Он ни о чем не думал. Только глядел на аппарат и на лицо Жоан. Оно слегка дернулось. Жизнь еще теплилась в нем.
— Шок, — сказал он Веберу. — Вот проба крови. Надо сделать анализ. Где можно получить кровь?
— В американском госпитале.
— Хорошо. Надо попытаться. Правда, в конечном счете это ничего не даст. Только
— Да, — сказал Вебер. — Следовало бы. Но тогда немедленно явятся чиновники и начнут вас допрашивать. Ведь вы же не хотите этого?
— Разумеется.
— Тогда отложим до завтра.
— Можно выключить, Эжени, — сказал Равик.
Виски Жоан снова порозовели. Пульс бился ровно, слабо и четко.
— Отвезите ее в палату. Я останусь в клинике.
Она пошевелилась. Вернее — одна ее рука. Правая рука шевельнулась. Левая была недвижима.
— Равик, — позвала Жоан.
— Да…
— Ты оперировал меня?
— Нет, Жоан. Операции не потребовалось. Мы только прочистили рану.
— Ты останешься здесь?
— Останусь…
Она закрыла глаза и снова уснула. Равик подошел к двери.
— Принесите мне кофе, — сказал он сестре.
— Кофе с булочками?
— Нет. Только кофе.
Он вернулся в палату и открыл окно. Над городом стояло чистое, сверкающее утро. Чирикали воробьи. Равик сел на подоконник и закурил.
Сестра принесла кофе. Равик поставил чашку подле себя на подоконник. Он пил кофе, курил и смотрел в окно. Потом оглянулся. Комната показалась ему темной. Он слез с подоконника и посмотрел на Жоан. Ее лицо было чисто вымыто и очень бледно. Обескровленные губы почти не выделялись.
Равик взял поднос с кофейником и чашкой, вынес в коридор и поставил на столик. В коридоре пахло мастикой и гноем. Сестра пронесла ведро с использованными бинтами. Где-то гудел пылесос.
Жоан беспокойно задвигалась. Сейчас проснется. Проснется и почувствует боль. Боль усилится. Жоан может прожить еще несколько часов или несколько дней. Тогда боль усилится настолько, что никакие уколы уже не помогут.
Равик пошел за шприцем и ампулами. Когда он вернулся, Жоан открыла глаза. Он взглянул на нее.
— Голова болит, — пробормотала она. Он ждал. Она пыталась повернуть голову. Казалось, веки ее отяжелели, и ей стоило большого труда поднять на него глаза.
— Я как свинцом налита… — взгляд ее прояснился. — Невыносимо…
Он сделал ей укол.
— Сейчас тебе станет легче…
— Раньше не было так больно… — она чуть повернула голову. — Равик, — прошептала она. — Я не хочу мучиться. Я… Обещай мне, что я не буду страдать… Моя бабушка… Я видела ее… Я так не хочу… Ей ничто не помогло… Обещай мне…
— Обещаю, Жоан. Тебе не будет больно. Почти совсем…
Она стиснула зубы.
— Это скоро подействует?
— Да… скоро. Через несколько минут.
— А что… что у меня с рукой?..
— Ничего… Ты еще не можешь ею двигать. Но это пройдет.
Она попыталась подтянуть ногу. Нога не двигалась.
— То же самое, Жоан. Не беспокойся. Все пройдет.
Она слегка повернула голову.
— А я было собралась… начать жить по-новому…
Равик промолчал. Что он мог ей сказать? Возможно, это была правда. Да и кому, собственно, не хочется начать жить по-новому?
Она опять беспокойно повела головой в сторону. Монотонный, измученный голос.
— Хорошо… что ты пришел… Что бы со мной стало без тебя?
— Ты только не волнуйся, Жоан.
Без меня было бы то же самое, безнадежно подумал он. То же самое. Любой коновал справился бы не хуже меня. Любой коновал. Единственный раз, когда мне так необходимы мой опыт и мое умение, все оказалось бесполезным. Самый заурядный эскулап смог бы сделать то, что делаю я. Все напрасно…
К полудню она все поняла. Он ничего не сказал ей, но она вдруг поняла все сама.
— Я не хочу стать калекой, Равик… Что с моими ногами? Они обе уже не…
— Ничего страшного. Когда встанешь, будешь ходить, как всегда.
— Когда я… встану… Зачем ты лжешь? Не надо…
— Я не лгу, Жоан.
— Лжешь… ты обязан лгать… Только не давай мне залеживаться… если мне не осталось ничего… кроме боли. Обещай…
— Обещаю.
— Если станет слишком больно, дашь мне что-нибудь. Моя бабушка… лежала пять дней… и все время кричала. Я не хочу этого, Равик.
— Хорошо, Жоан. Тебе совсем не будет больно.
— Когда станет слишком больно, дай мне достаточную дозу. Достаточную для того, чтобы… все сразу кончилось… Ты должен это сделать… даже если я не захочу или потеряю сознание… Это мое последнее желание. Что бы я ни сказала потом… Обещай мне.
— Обещаю. Но в этом не будет необходимости. Выражение испуга в ее глазах исчезло. Она как-то сразу успокоилась.
— Ты вправе так поступить, Равик, — прошептала она. — Ведь без тебя… я бы уже вообще не жила…
— Не говори глупостей!
— Нет… Помнишь… когда ты в первый раз встретил меня… я не знала, куда податься… Я хотела наложить на себя руки… Последний год моей жизни подарил мне ты. Это твой подарок. — Она медленно повернула к нему голову. — Почему я не осталась с тобой?..
— Виноват во всем я, Жоан.
— Нет. Сама не знаю… в чем дело…
За окном стоял золотой полдень. Портьеры были задернуты, но сквозь боковые щели проникал свет. Жоан лежала в тяжелой полудреме, вызванной наркотиком. От нее мало что осталось. Словно волки изгрызли ее. Казалось, тело совсем истаяло и уже не может сопротивляться. Она то проваливалась в забытье, то снова обретала ясность мысли. Боли усилились. Она застонала. Равик сделал ей еще один укол.
— Голова… — пробормотала она. — Страшно болит голова…