Триумвиры революции
Шрифт:
Казалось бы, Робеспьер имел все основания рассчитывать на Дантона, положение которого сейчас было прочным, как никогда: снова избранный в ратушу, он стал вторым заместителем прокурора Коммуны.
И однако в полемике о войне экс-председатель кордельеров повел себя крайне странно.
16 декабря он выступил в Якобинском клубе.
Это было его первое и последнее выступление по вопросу о войне.
Дантон начал с восхваления Бриссо, этого "колосса свободы". Перейдя к сути дела, он был предельно
– Если вопрос состоит в том, чтобы знать, будет ли война, я отвечу: да, фанфары войны протрубят...
Это было сказано для Бриссо. А дальше - для Робеспьера:
– Но, господа, вопрос в том, когда будет война. Не после того ли, как мы внимательно познакомимся с ситуацией и все взвесим, не после того ли, как установим намерения исполнительной власти, которая нам предложит войну?..
После этого Дантон не произнес больше ни слова и молчал до начала марта.
– Я не агитатор, - оправдывался он позднее, говоря о своем "довольно тяжелом" молчании.
Дантон был верен себе. Он не мог не признать правильности аргументации Робеспьера. Его также беспокоила политика двора, и он также боялся, что в случае войны во главе армии будет поставлен ненавистный Лафайет.
Но с другой стороны, он не хотел выступать против Бриссо, с которым его связывало очень многое: в прошлом - общие симпатии к орлеанизму, в будущем - далеко идущие планы, вплоть до надежды войти в правительство.
Тем более что в этом смысле Бриссо делал ему весьма недвусмысленные авансы.
Жирондисты не могли не добиться своего.
Их красноречие и направление политики уже пленили Собрание. В их руках сосредоточились главные муниципальные должности в провинции и в столице; сам мэр Петион, еще недавно шедший за Робеспьером, стал проявлять к ним благоволение.
Двор, предвкушая скорое осуществление своих планов, для виду готов был расшаркаться перед теми, кто стремился претворить его мечты в действительность.
В марте 1792 года король согласился сформировать министерство из жирондистов. В новом кабинете оказались все запланированные кандидаты, за исключением... Жоржа Дантона!
Бриссо и компания, нейтрализовав его в своей борьбе с Робеспьером, затем, считая его ненадежным союзником, отказались иметь с ним дело. В своих хитроумных комбинациях Дантон не учел того, что садящийся между двух стульев рискует очутиться на полу.
В ярости трибун проклинает свою игру.
Как он глупо попался на их приманку, как сразу не понял, с кем вступает в сговор! И, пылая жаждой мести, Жорж Дантон протягивает обе руки тому, кого несколько дней назад так старательно не замечал.
Именно тогда-то он и бросил Бриссо упрек в бриссотинстве.
Отныне Робеспьер приобрел себе прочного и верного союзника.
И даже не одного: как раз теперь Марату удалось преодолеть свои трудности и снова вернуться в строй.
Зима 1791 - 1792 годов была для Марата невероятно тяжелой.
Преследуемый врагами, нигде не находя укрытия, он терял свое обычное мужество. У него не было ни сил, ни средств, ни типографии, ни помощников. И тогда появилась женщина, сыгравшая великую роль в его жизни.
Симонна была дочерью простого плотника из Турню. С детских лет она вела трудовую жизнь. Муж одной из ее сестер был наборщиком и одно время работал в типографии Марата.
Именно тогда Симонна познакомилась со своим будущим мужем.
Она полюбила Марата, но долго скрывала свои чувства. Марат, в свою очередь, ничего не замечал или боялся поверить тому, что замечал: ему, уже немолодому, больному человеку, так мало следящему за своей внешностью, бездомному, гонимому нуждой и врагами, казалось невероятным, чтобы красивая молодая девушка, которой он годился в отцы, могла испытывать к нему что-либо, кроме жалости...
Симонна пришла, поняв, что настало ее время, что сейчас никто ее не заменит. Вместе с теплотой и любовью она принесла Марату свои небольшие сбережения; и эти трудовые гроши оказались ценнее золотых слитков, ибо они помогли журналисту перевести дух и дождаться более существенной помощи от патриотических обществ.
Между тем Клуб кордельеров, остававшийся цитаделью свободы, подал свой голос. "Сегодня, - писал председатель клуба Марату, - больше чем когда-либо чувствуется необходимость энергичного выступления, чтобы разоблачить бесконечные заговоры врагов свободы и поднимать народ... Мы надеемся, что Друг народа откликнется на призыв родины, когда она особенно нуждается в нем..."
И Друг народа откликнулся - мог ли он поступить иначе?
13 апреля, после почти трехмесячного перерыва, Марат нанес новый удар. Это был удар по жирондистскому кабинету министров, "министерству патриотов", как сами себя они называли.
"Все публицисты, - писал он, - рассматривают образование нового министерства как лучший прогноз на будущее. Я не разделяю подобного взгляда; в моих глазах опозоренные министры менее опасны, чем министры, пользующиеся доброй славой, но обманывающие общественное доверие".
Марат утверждал, что жирондисты призваны к власти по рекомендации Лафайета и фельянов. "Они сочли нужным указать королю средство ввести народ в заблуждение видимостью лжепатриотизма, беспрепятственно плести заговоры под покровом мнимых Аристидов*, пользующихся доверием нации..."
_______________
* А р и с т и д (540 - 467 гг. до н. э.) - греческий полководец и государственный деятель, славившийся честностью и бескорыстием.
Друг народа разгадал игру жирондистов.