Триумвиры. Книга вторая
Шрифт:
Опасность была велика.
— Полчища галлов сметут легионы, как пыль, — говорил Цезарь военачальникам, в безмолвии окружавшим его, — и не я буду Цезарем, если не найду выхода из нашего положения.
На военном совете, созванном на другой день, он пристально смотрел на военачальников, точно оценивая их храбрость, сметливость и умение руководить боем. Были здесь Мамурра, Антоний, Лабиен, Требоний, Децим Брут и иные сподвижники, центурионы, восточные рабы, искусные в военном деле, хитрые греки, опытные в возведении крепостей.
Цезарь встал.
— Вожди и мудрые советники, — сказал он, — я обдумал наше положение и нашел выход.
— Мысль твоя великолепна! — вскричал Антоний. — Но успеют ли воины закончить работы?
— Должны успеть, — твердо сказал Цезарь, — я полагаюсь, вожди, на ваше старание и распорядительность.
— Но ты забываешь, божественный Юлий, о недостатке провианта, — перебил Лабиен, — запасы иссякают, а в окрестностях ничего не достать…
— Будем есть траву и калиги, — нахмурился полководец, — а победим!
Повернулся к тучному Мамурре и долго смотрел в заплывшие жиром свиные глаза. Он верил в способности этого жадного человека, который был предан ему, как собака.
— Завтра же приступить к работам, — слышишь, Мамурра? Посылать людей за деревом, камнем и железом, отнимать у населения медные и железные изделия, заставить плотников, каменотесов и кузнецов работать быстрее. Насыпать земляной вал и обкладывать бревнами, перед рвом навалить в пять рядов заостренные деревья н большие ветви, которые должны быть крепко связаны у основания. Впереди них рыть восемь рядов волчьих ям, которые назовем по форме их лилиями, а плотникам, каменотесам и кузнецам готовить остроконечные колья, осколки камней и железа и вбивать в ямы; затем лилии прикрыть фашинником и землей, чтобы ловушки не были заметны на зеленой равнине. А впереди них укрепить, вровень с землей, как можно чаще, острия и надеть на них железные крючки. Понял, Мамурра? Заставить рабов, искусных в военном деле, и ученых греков делать чертежи укреплений. Привлечь к работам десять тысяч воинов, а понадобится — и больше. Я сам буду наблюдать за работами, и горе тому, кто будет ленив и нерадив!
Лицо его горело, голос звенел, крепчая.
— Мамурра, где сочинение по осаде городов? Мы должны принять во внимание способ Деметрия Полиоркста… Итак — за дело! Не медлить! А вам, военачальники, приказываю лично руководить работами!
XX
Проходили дни, недели. Высокий вал с башнями, вторая укрепленная линия, вырастал за легионами, осаждавшими Алезию. Не прекращались и работы перед городом — первая линия была почти закончена. Цезарь лично руководил работами. Он видел на стенах Алезии караулы, наблюдавшие за его легионами, а однажды там появился сам Верцингеториг. Галльский герой смотрел ил машины, подвозимые к крепости на сильных быках, и хмурился. Ждал подкреплений, зная от соглядатаев, сумевших пробраться через римский лагерь, о войсках, направлявшихся в Бибракте, о запасах оружия и хлеба, перевозимых на вьючных животных.
Цезарь знал меньше о движении галльских полчищ, но зато ему было известно о голоде в Алезии, и, когда однажды Верцингеториг изгнал из города стариков, женщин и детей, надеясь, что Цезарь продаст их в рабство, полководец только вздохнул: у него самого не было хлеба для легионов.
Смотрел на обезумевших от голода мандубиев, которые умоляли о куске хлеба, видел, как они, падая от истощения, ели траву, слушал предсмертные стоны и равнодушно пожимал плечами: «Война!»
Разведка донесла о приближении галльских полчищ под начальствованием четырех полководцев. Предполагая, что Верцингеториг, увидевший со стен подкрепления, не замедлит броситься одновременно с ними на римлян, Цезарь приготовился к отражению приступов.
Это была грозная неделя отчаянных боев, рукопашных схваток. Тревога не покидала полководца: здесь решалась участь Галлии и судьба Цезаря.
Он лично руководил отражениями приступов, невольно любуясь безумной храбростью Антония, подвигами Лабиена, хладнокровием Требония, и думал, что, имея таких друзей, он без труда добьется великой будущности.
Ночью вспомогательное войско галлов покинуло свой лагерь и подошло к равнине, где работали римляне. Испустив громкий клич, чтобы предупредить осажденных, галлы стали забрасывать ров фашинником, метать камни и стрелы. Со стен Алезии загремела труба — Верцингеториг приказал выступить своим войскам.
С ревом и грохотом налетали галлы с обеих сторон на римские валы, но легионарии осыпали их свинцовыми шариками из пращ и камнями. А баллисты и катапульты работали беспрерывно — в темноте обрушивались на людей каменные глыбы, длинные стрелы пронзали за раз несколько человек. Щиты стали лишними, и обе стороны отбросили их. Двигаясь вперед, галлы путались в крючках, падали, проваливались в ямы, натыкались на заостренные деревья и ветви. Крики, проклятья, голоса римских и галльских военачальников, ободрявших воинов, слышались чаще и чаще.
Добраться до вала было невозможно. Бледная луна выплыла из-за туч и осветила груды убитых и раненых.
На рассвете галлы отступили, опасаясь удара с правого крыла. Верцингеториг отвел свои войска в Алезию.
Последняя битва была самой кровавой и ожесточенной. Римляне едва держались, сопротивляясь одновременно двум противоположным приступам.
Цезарь стоял на горе к северу от речки и наблюдал за боем. Он видел врага, забрасывавшего его легионы дротиками, двигавшегося черепахою, и приказал Лабиену выступить с шестью когортами.
— Если он устоит, — говорил Цезарь, — пусть отведет войска и сделает вылазку.
Вскочив на коня, он отправился на равнину, чтобы ободрить воинов.
А галлы наступали… Прогнав с башен римлян, они засыпали рвы землей и фашинником, разрушили палисад. Еще минута, и легионы были бы смяты, уничтожены. Но Цезарь подоспел с войском, и галлы обратились в бегство.
— Обойти варваров! — приказал он Лабиену.
— У меня тридцать девять когорт, — ответил пропретор, — и наше спасение в вылазке.
— Вперед же, друг, и да поможет нам…
Не кончил, ударил бичом коня и, приказав когортам и коннице выступать, помчался вперед. Красный палудамент развевался, лысая голова блестела, и легионы узнали Цезаря. Радостные крики огласили равнину. А он мчался, осыпаемый стрелами и дротиками, и кричал одно слово:
— Победа, победа!
Увидев страшное смятение галлов, он остановил коня. Римская конница проникла в тыл и производила резню. Галлы бежали — сотрясалась земля, крики и проклятия оглушали…