Тривейн
Шрифт:
– Весьма признателен.
– Есть и еще одна тонкость, мистер Тривейн... Вы не должны стараться сами выйти на президента. Вашим посредником, так сказать мостиком, буду я...
– Надеюсь, этого не потребуется!
– Хочу вас предупредить вот еще о чем. Никто не должен догадываться, что за вами стоит вся мощь президентской власти, хотя вы получите ее, как только она вам потребуется...
– Понятно... Спасибо, мистер Уэбстер.
– Надеюсь, вы понимаете, что не должны упоминать имени президента, – на всякий случай добавил Уэбстер, дабы у Тривейна не осталось ни малейших сомнений в отношении
– Понятно.
– Ну и прекрасно. И если он завтра коснется этой темы, скажите ему, что мы уже все обговорили. Можете и сами сказать, что знаете о его предложении, что весьма признательны, ну и так далее.
Уэбстер допил виски и поднялся из-за стола.
– Бог мой! Еще нет половины одиннадцатого, а я скоро буду дома! Жена глазам своим не поверит! До завтра, мистер Тривейн!
С этими словами он пожал Тривейну руку и пошел к выходу.
– Всего доброго, мистер Уэбстер!
Сидя в кресле, Тривейн следил за тем, как Уэбстер, обходя столики, шел к выходу, полный какой-то особой энергии. «Эту энергию дает ему работа, именно она его держит», – подумал Тривейн. Он называл эту энергию синдромом приподнятого настроения, возможного только в этом городе. Все здесь – от реклам до умения жить – создавало такое настроение. Хотя, конечно, за ним всегда скрывался тайный страх потерпеть поражение. Правда, если ты в Вашингтоне, значит, на вершине. А если к тому же ты еще и в Белом доме, значит, ты на самой вершине.
Правда, работа на самой вершине забирает слишком много знаний и таланта. В обмен на приподнятое настроение...
Он посмотрел на часы. Спать еще рано, читать не хочется. Он решил поехать к себе и дозвониться до Филис. А уж потом можно будет поваляться с газетой или посмотреть что-нибудь по телевизору.
Он подписал чек и встал. Пощупал карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли ключ, вышел из коктейль-холла и пошел налево, к кабинам лифта.
По дороге, проходя мимо журнального киоска, заметил двоих мужчин в хорошо отутюженных, дорогих костюмах, которые явно за ним наблюдали. У лифта они встретились. Один из них вытащил из кармана маленькую черную карточку – удостоверение. Второй последовал его примеру.
– Мистер Тривейн?
– Да, это я.
– Специальная служба Белого дома, – мягко представился первый. – Не могли бы мы поговорить, ну, скажем, вон там?
Он указал на закуток между лифтами.
– Конечно...
Второй протянул Тривейну удостоверение.
– Взгляните, пожалуйста, мистер Тривейн, – предложил он. – Мне надо отойти на минуту...
Взглянув на фотографию и на лицо агента, Тривейн убедился, что удостоверение истинное, и кивнул, подтверждая это, и агент тут же удалился.
– В чем дело?
– Я хотел бы подождать, пока вернется мой коллега, сэр. Он вам все объяснит... Не хотите ли закурить?
– Нет, благодарю. Но все-таки объясните, что это значит?
– Сегодня вечером вас хочет видеть президент.
Глава 5
Коричневая машина спецслужбы стояла рядом с отелем. Водитель предупредительно открыл заднюю дверцу Тривейну, все сели, и машина, набрав скорость, рванула на юг, к Небраска-авеню.
– Мы едем не в Белый дом, – пояснил агент. – Президент сейчас в Джорджтауне...
Через
Человек, который первым заговорил с Тривейном в отеле, провел его через коридор к лифту. Войдя в кабину, захлопнул медную решетку и нажал на кнопку с цифрой четыре.
– Тесновато здесь, – удивленно сказал Тривейн.
– Посол говорил, что тут играют его внуки, когда к нему приезжают. Может, это детский лифт.
– Посол?
– Посол Хилл. Уильям Хилл... Это его дом... Уильям Хилл... Богатый промышленник с Восточного побережья, друг президента, посол по особым поручениям, герой войны, разменявший совсем недавно восьмой десяток. Большой Билли Хилл... Именно таким не совсем почтительным прозвищем наградил в свое время журнал «Тайм» этого рассудительного сдержанного человека с ровным, спокойным голосом.
Лифт остановился. Они вышли и снова двинулись по коридору, в конце которого стоял еще один агент в штатском. Завидев приближавшихся к нему людей, он быстро достал из кармана какой-то предмет, чуть побольше пачки сигарет, и несколько раз как бы перекрестил им Тривейна.
– Похоже на благословение, – сказал агент. – Не так ли? Можете считать, что вы его получили!
– Что это?
– Сканнер. Не обижайтесь, таковы инструкции... Идемте!
Человек с прибором распахнул перед ними двери, и они оказались в огромной библиотеке с высокими, до самого потолка шкафами, толстыми восточными коврами и массивной деревянной мебелью. Комната была освещена мягким, падающим под углом светом из шести ламп. В ней стояли несколько кожаных кресел и огромный стол красного дерева. За столом сидел Уильям Хилл, а справа от него, в кресле, – президент Соединенных Штатов.
– Господин президент, господин Хилл... господин Тривейн! – Агент спецслужбы повернулся и вышел, плотно закрыв за собою дверь.
Тривейн направился к президенту, который при его приближении встал со своего кресла, как, впрочем, и Хилл.
– Добрый вечер, господин президент! – поздоровался Тривейн, пожимая протянутую ему руку.
– Весьма признателен, мистер Тривейн, за то, что вы пришли к нам. Надеюсь, я не очень вас затруднил?
– Вовсе нет, сэр.
– Вы знаете мистера Хилла?
– Рад познакомиться. – Тривейн пожал руку послу.
– Сомневаюсь, чтобы в столь поздний час! – засмеялся тот, подходя к столу. – Позвольте предложить вам виски, Тривейн. Насколько мне известно, в конституции ничего не говорится о том, что необходимо воздерживаться от выпивки при встрече, назначенной после шести вечера!
– Что-то я не припомню параграфов, воспрещающих выпивку и до шести! – сказал президент.
– Уверен, что при желании какие-нибудь фразы в духе восемнадцатого века обнаружить можно! Так что вы будете пить, Тривейн?