Тривейн
Шрифт:
– В конце концов, – снова заговорил Хилл, – я обнаружил в этом в высшей степени замечательном документе, мистер Тривейн, то, что нас с президентом как раз интересовало. Вернемся к пятьдесят второму году...
«Бог ты мой! Они докопались до этого, Филис! Докопались до той самой „игры“, как ты ее называла, которую ненавидела, считая, что она марает меня. А началось все с того грязного маленького ублюдка, с того щеголя флейтиста. Да, все началось с Алена...»
– Ваша компания, – продолжал Большой Билли Хилл, – сделала смелый шаг. Без каких бы то ни было гарантий вы переориентировали семьдесят
– Относительно рынка мы никогда не сомневались, – сказал Тривейн. – Мы лишь оценивали спрос...
– Понятно. Как ясно и то, что это вам удалось. И пока другие еще только раскачивались, вы уже готовились выпускать продукцию!
– Я бы хотел заметить, уважаемый господин посол, – сказал Тривейн, – что все это было не так-то просто! Два года все только и делали, что болтали, а деньги не вкладывали. Если бы так продолжалось еще месяцев шесть, мы бы разорились. Но мы продолжали работать.
– Вам требовались контракты с НАСА, – произнес президент. – Без них вы бы оказались на весьма зыбкой почве: ведь до полной конверсии было еще далеко...
– Это правда. Мы рассчитывали, что у нас останется время на подготовку... К тому же в те дни никто не мог конкурировать с нами, именно мы держали банк.
– Но ваши идеи о конверсии не были тайной для других промышленников, не так ли? – спросил Хилл.
– Это невозможно скрыть...
– Но вы рисковали! – изумился Хилл.
– В какой-то степени... Правда, мы представляли собою частную компанию и старались не распространяться о своем финансовом положении.
– Однако его всегда легко выяснить, – снова воскликнул Хилл.
– Конечно.
Хилл вытащил из досье лежавшую на самом верху бумагу и протянул Тривейну.
– Помните это письмо? Оно написано министру обороны, а копии отправлены в Комитет по ассигнованиям сената и в Комиссию палаты представителей по делам вооруженных сил. Датировано апрелем тысяча девятьсот пятьдесят девятого года...
– Да. Я был тогда так взбешен!
– В письме вы категорически утверждаете, что «Пейс – Тривейн компани» – частное предприятие и не входит ни в какие ассоциации...
– Да, так...
– Но в приватной беседе вы сказали, что с вами ищут контакта те, кто мог бы обеспечить вам контракты с НАСА!
– Да... Я был растерян... И наши возможности были ограничены...
Откинувшись в кресле, посол Хилл улыбнулся.
– Это письмо – всего-навсего стратегический ход, не так ли? И надо сказать, оно подействовало и обеспечило вас работой!
– Мне просто представилась возможность...
– И тем не менее вы, несмотря на свою декларированную независимость, шесть лет, – а «Пейс – Тривейн компани» стала в те годы признанным лидером в этой области промышленности, – активно искали сотрудничества с нужными вам людьми...
«Ты помнишь, Фил, как, вы с Дугом тогда разъярились? Вы ничего не могли понять...»
– Мне необходимо было добиться некоторых преимуществ.
– Конечно! Ведь вы были настроены так серьезно!
– У вас есть основания сомневаться в моих намерениях?
«Бог мой, Фил! Это же было так серьезно! Я был так встревожен, так молод и зол!»
– Я пришел к такому выводу, мистер Тривейн, – продолжал Хилл, – как, думаю, и все остальные: вы нарочно заявили о том, что вас интересуют предложения по слиянию с другими предприятиями. За три года вы провели одну за другой весьма успешные встречи с почти семьюдесятью подрядчиками, связанными с обороной. Отчеты о некоторых из встреч попали в газеты. – Хилл вытащил из папки кучу газетных вырезок. – Надо сказать, что список подрядчиков выглядит весьма внушительно...
– Да, мы многим предлагали... «Мы должны лишь предложить. Фил, и больше ничего... Никогда ничего...»
– Но в своих намерениях, – продолжал Хилл, – вы зашли так далеко, что с некоторыми даже заключили пробные соглашения... А ведь Нью-йоркскую биржу тогда лихорадило!
– Мои счета подтвердят, что я не выходил на рынок...
– По какой же, позвольте вас спросить, причине? – спросил президент.
– Была причина, – ответил Тривейн.
– А почему ни один из договоров о намерениях не был оформлен надлежащим образом? Впрочем, это касается и ваших встреч с представителями фирм...
– Передо мной стояли непреодолимые преграды.
«И в первую очередь люди, те самые манипуляторы...»
– Могу ли я предположить, мистер Тривейн, что на самом деле вы не собирались ни с кем заключать договоры?
– Можете, господин посол.
– Значит, можно также предположить, что подобным образом вы получили исчерпывающую информацию о проводимых этими подрядчиками финансовых операциях и затратах на оборону? Такое предположение не будет, так сказать, несколько вольным?
– Не будет. Но все это было в прошлом, около десяти лет начал...
– Тот самый короткий период времени, когда вы говорили о корпоративной политике, – вступил в разговор президент. – Но ведь большинство из тех подрядчиков остаются на своих местах и по сей день...
– Возможно...
Уильям Хилл встал с кресла, сделал несколько шагов к столу из красного дерева и, добродушно глядя сверху вниз на Тривейна, спросил:
– Похоже, в те дни вы заклинали демонов? Я не ошибаюсь?
Встретившись глазами с Хиллом, Тривейн почувствовал себя совершенно беспомощным и, улыбнувшись вымученной улыбкой, признавая свое поражение, произнес:
– Не ошибаетесь.
– Таким образом, вы отомстили тем, кто разорил вашего отца... В марте пятьдесят второго...
– Я был еще мальчишкой... Бессмысленная, глупая месть...
"Помнишь, Фил, как ты сказала: «Оставайся самим собой. Это не ты, Энди. Остановись!»
– Ну, – Хилл обошел стол и остановился между президентом и Тривейном, – по-моему, достаточно... Вы заставили целую группу влиятельных людей создавать концессии, терять время и защищаться. И все это вы проделали в ваши тридцать с небольшим: держали у них перед носом морковку, а они считали это чем-то серьезным. Что ж, более чем достаточно... Но почему вы вдруг остановились? Если моя информация верна, то вы ведь тогда процветали, нет ничего удивительного в том, что вы оказались среди самых богатых людей в мире. Вам удалось разорить тех, кого вы считали своими врагами, особенно на рынке... Так почему вы остановились?