Трижды до восхода солнца

Полякова Татьяна Викторовна

Стас, будто нехотя, повернулся, взглянул на меня, губы кривились в усмешке.

— Рад, что ты выбрала время меня навестить, — сказал с издевкой, прошел к креслу, сел и затушил сигарету в пепельнице, не торопясь, словно ждал чего-то. Сделал еще глоток из бокала, поставил его на стол и поднял на меня глаза.

А я попятилась… то есть мне-то хотелось броситься отсюда сломя голову, а еще хотелось орать погромче, зажмуриться и орать. Но я замерла посреди гостиной, сунув руки в карманы пальто, и молча смотрела в его глаза, удивляясь своей твердости. Раньше мне это никогда не удавалось, и то, что я вдруг смогла, вызвало скорее растерянность. Я всегда боялась

этого его взгляда, которым он словно бил наотмашь, обхватывала себя руками, сжавшись в комок, в надежде спрятаться, переждать, чтобы потом, когда он произнесет с едва заметной усмешкой тягучее «принцесска», броситься к нему, устроить голову на груди и твердить, точно мантру: «Все хорошо, все хорошо». Но сейчас я знала: сколько ни тверди эти слова, хорошо не будет. Никогда. Наверное, эта самая уверенность и, как следствие, безнадега, серая, как день за окном, и придали мне силы. Никаких надежд, никакого страха. Закрываться от удара нет смысла. Его уже давным-давно нанесли, и я, словно боксер после нокаута, лежу в углу ринга, беспомощно трясу головой, зная, что проиграла все, что могла. И мне плевать. Ничего, кроме усталости и желания поскорее покончить с этим.

— Я пришла из-за Насти. — Голос я услышала точно со стороны, хриплый, не мой, я бы даже решила, в самом деле не мой, вот только кто тут мог говорить, кроме меня?

— Я понял, — кивнул Стас. — Зачем тебе еще приходить. Присядешь? — он указал на кресло, но я осталась стоять. Надо быть экономной, рассчитывая силы, иначе их попросту не хватит.

— Настя погибла, — сказала я, не особо подбирая слова, на это сил тоже не было.

Стас кивнул.

— Да, я знаю. — Это его «я знаю», равнодушное, обыденное, добавило боли, правда и без того ее хоть отбавляй. — Сегодня имел длительную беседу со следователем, — продолжил Стас. — Он интересовался, где я был вчера вечером. — Легкий смешок, недолгая пауза. — Кажется, мне требуется алиби. Не хочешь помочь?

На лице появилась ухмылка. Зубы белые, ровные и крепкие, чистая платина. Когда хочет, он может изобразить самую доброжелательную в мире улыбку. Но сейчас не хотел. Не считал нужным притворяться.

— Ты… — сказала я и запнулась, вновь переоценив свои силы, не было у меня сил говорить, и видеть его ухмылку тоже сил не было.

— «Ты» — и что дальше? — поднял он брови. — Ну, давай, давай, Принцесска, я слушаю.

Я шагнула к нему, зажмурилась, чтобы не видеть его лица, его глаз, и ударила его, то есть попыталась. Он перехватил руку и оттолкнул меня.

— Пошла вон, — произнес устало. Я развернулась на пятках и вышла из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мобильный в кармане надоедливо трезвонил, я достала его и с минуту вертела в руках, словно успела забыть, что это за штука такая. Потом начала оглядываться. Я где-то на окраине, рядом стройка, грязный снег под ногами. Как меня сюда занесло? Я вновь взглянула на мобильный, вспомнив о его предназначении. Семь вечера, несколько часов я болталась по улицам. В памяти смутно вырисовывался маршрут.

Звонок, на который я так и не ответила, был от Агатки. Вздохнув, я нажала кнопку вызова.

— Давай ко мне, — скомандовала сестрица, и я побрела к автобусной остановке.

Люди на улице, как и в автобусе, вызывали глухое раздражение. Встреча с сестрой в мои планы не входила, сегодня-то уж точно, но, если я не потороплюсь, Агатка, чего доброго, сбежит из больницы или, обзвонив всех знакомых, отправит их на мои поиски. Лучше набраться терпения и выслушать все, что

она пожелает сказать. Терпение… это все, что понадобится в ближайшее время.

Я сдала пальто в гардероб, купила в киоске по соседству бахилы и поднялась на третий этаж. Агатка в ночной рубашке в горошек сидела в постели, откинувшись на подушки, брови сдвинуты, губы сжаты. Несмотря на все старания, лицо ее казалось по-детски беззащитным. Я улыбнулась и сказала:

— Привет, — прошла к окну, села на подоконник и принялась дрыгать ногами.

Сцепив на груди руки, сестрица за мной наблюдала.

— Ты его видела? — спросила где-то через минуту.

— Кого?

Агатка зло чертыхнулась:

— Стаса. — Голос звенел, глаза метали молнии. Я отвернулась и стала смотреть в окно. — Фимка… черт, только не говори, что поможешь ему. Ты ведь не спятила… Чего молчишь, дура?

— Я не спятила, — кивнула я лениво, но это ее не успокоило.

— Когда до тебя наконец дойдет, что он просто сволочь? Наглая, подлая сволочь, которую интересуют только деньги. Он использовал тебя в прошлый раз, использует и сейчас. Разыграл все как по нотам. Женился на глупенькой девочке, которая в нем души не чаяла, а потом воспылал внезапной любовью к тебе, на ее глазах. Бил побольнее, чтоб девчонка мозгов лишилась от своих страданий. Она и лишилась. Наглоталась таблеток, да выжила. Представляю его разочарование. Он уж, поди, бабло считал. И нате вам… Другой бы выждал время, поиграл бы немного в заботливого мужа, но его даже на это не хватило. Он — спятивший сукин сын. Ты понимаешь? Он просто убил ее, надеясь, что опять выкрутится. Он и тебя легко подставит, если понадобится. Слышишь?

— Разумеется, слышу, раз ты так орешь, — кивнула я.

— Это не любовь, Фимка, — с печалью произнесла Агатка, помолчав немного. — Это… черт знает что…

— Я того же мнения, — вновь кивнула я.

— Обещай мне, что ты не станешь ему помогать, — жалобно попросила она.

Я спрыгнула с подоконника, подошла к ней и поцеловала в лоб.

— Все, что угодно, только выздоравливай поскорее.

Выйдя из больницы, я успела сделать всего несколько шагов, услышала разбойничий свист и машинально оглянулась. Чуть в стороне стояла машина Берсеньева. Окно было открыто, и Сергей Львович приветливо помахал мне рукой. Не знаю, с какой стати я к нему направилась. В принципе, мне было все равно, куда идти и где пристроить свой зад. Машина Берсеньева вполне сгодится.

— Бахилы, — кивнул он на мои ноги. — Ты забыла их снять.

— Ага, — сказала я, стянула бахилы и, вернувшись к дверям больницы, выбросила их в урну.

Ожидая меня, Берсеньев завел мотор и даже открыл дверь со стороны пассажира. Но когда я села рядом, с места не тронулся. Барабанил пальцами по рулю и насвистывал веселый мотивчик, устремив взгляд в лобовое стекло. Потом повернулся ко мне и спросил без усмешки:

— Глубокие душевные переживания?

— Что-то вроде этого. Жизнь бьет ключом и в основном по темечку. Решил навестить Агатку? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Не-а, за тобой приглядываю.

— Ну-ну…

— Ну-ну, — передразнил он. — Скажи-ка мне, неразумное создание, ты чего хочешь: убедиться, что твой Стас жену не убивал, или засадить его в тюрьму? Я не просто так спрашиваю. Хотелось бы знать твои потаенные мысли, прежде чем займемся этим убийством. Говоря проще, будем мы парня закапывать или поможем выбраться из дерьма?

— Отвали, — ответила я, продолжая сидеть в машине. Наверное, по этой причине моим ответом Берсеньев не впечатлился.