Трижды до восхода солнца
Шрифт:
— Из квартиры что-нибудь пропало? — спросила я, нарушая молчание, поймав себя на мысли, что Настино имя произнести тяжело, почти невозможно. Мы ехали уже минут двадцать, Берсеньев все это время насвистывал себе под нос, не обращая на меня внимания.
— Не похоже, — пожал он плечами. — По крайней мере, все вещи на своих местах. Но это еще ничего не значит. Несколько дней назад Настя сняла со своего счета десять тысяч долларов. Их в квартире не нашли. Разумеется, девушка могла их потратить, сумма для нее незначительная. Хотя, покупая шмотки, проще расплачиваться карточкой. Так что вопрос, зачем ей понадобились доллары, остается. Если
— Если исключить версию ограбления… — начала я и замолчала.
— Тогда остается только Стас? — продолжил Берсеньев. — Но мы и его благополучно исключили. Разве нет?
— Кому могла мешать Настя? — вновь заговорила я. Берсеньев прав, сейчас лучше напрячь извилины, занять мозги расследованием, а не думать о своих чувствах, исходя жалостью к себе. — Возможные конкуренты от ее смерти ничего не выиграют. В этом городе она не живет уже несколько лет, с тех пор как уехала учиться в Питер, так что вряд ли успела обзавестись врагами. Да и не верится, что у нее были враги. Милая, добрая девушка…
— Ага. Милая и добрая.
Берсеньев притормозил, внимательно разглядывая дома за окном, и кивнул:
— Где-то здесь…
Мы въехали во двор новой двенадцатиэтажки и малой скоростью передвигались от подъезда к подъезду.
— Не возражаешь, если при Дарье Максимовне я буду называть тебя Юлей? Если это имя тебе не нравится, выбери любое другое.
Желание Берсеньева сменить мне имя было вполне понятно. Он, как старый друг семьи Озеровых, рассчитывал на доверительный разговор, который мог не состояться, если Настя рассказала обо мне подруге. «Вряд ли ее рассказ был для меня лестным, добрых чувств ко мне она не питала, да и не за что было», — с усмешкой подумала я. И только в ту минуту по-настоящему поняла, что Насти больше нет. Совсем юной, очень красивой, доверчивой и беззащитной… Что бы ни говорил Берсеньев и как бы я сама себя ни успокаивала, а саднящее чувство, что в ее смерти виновата я, не проходило.
— Фенька, — позвал Берсеньев, и я наконец заметила, что он давно, обнаружив место на парковке возле подъезда, пристроил там машину.
— Идем? — спросила я.
— Идем, идем. Если продолжишь в том же духе, то вскоре сможешь убедить себя, что виновата во всех преступлениях человечества. От первородного греха до холокоста. Это порочный путь, дорогая.
— Да пошел ты, — огрызнулась я, но чужой прозорливости подивилась.
Дверь нам открыла девушка лет двадцати двух, высокая, темноволосая и кареглазая. Может, и не красавица, но цену себе знала. Голову держала гордо, взгляд спокойный и уверенный. Домашнее платье из зеленого трикотажа и шлепанцы на высоком каблуке.
— Сергей Львович, — протягивая руку, представился Берсеньев, окинул оценивающим взглядом девушку с ног до головы и выдал свою коронную улыбку, правда, с намеком на большую печаль, соответствующую случаю. Девушка аккуратно пожала его руку, Берсеньев задержал ее ладонь в своей, а потом поцеловал. Щеки девушки заалели, то ли к поцелуям она была не приучена, то ли Берсеньев успел произвести впечатление.
— Проходите, пожалуйста, — несколько суетливо предложила она, даже не посмотрев в мою сторону.
— Это Юля, — кивнул на меня Берсеньев. — Она работала у отца Насти несколько лет и хорошо ее знала.
— Даша, — ответила девушка, но взгляд ее тут же метнулся от меня к Берсеньеву. Он помог мне снять пальто, определил его на плечики, не спеша снял куртку. Девушка тут же подхватила ее и повесила в шкаф сама. Достала тапочки и терпеливо ждала, когда мы переобуемся.
Вслед за хозяйкой мы прошли в просторную комнату. Квартира обставлена небогато, но со вкусом. Берсеньев занял кресло напротив окна, я села рядом с хозяйкой на диван, застеленный пушистым пледом.
— Простите за беспокойство, — начал Берсеньев. — Но… несколько часов назад мы узнали о трагедии… У Насти нет родственников, за исключением мужа, и мы подумали… кто-то должен заняться похоронами… возможно, нужна наша помощь. Мы были у господина Малахова, но он сейчас в таком состоянии… вот и решили поговорить с вами. Вы ведь близкая подруга Насти?
— Да. Дружили со школы… Значит, вы были у него? — Девушка покачала головой, точно сомневаясь в разумности подобного поступка. — И как чувствует себя Станислав Игоревич?
— Совершенно подавлен, — с печалью сообщил Берсеньев. — Боюсь, он неспособен заниматься делами. Но ведь кто-то должен…
— Даже если он сейчас бьется головой о стену, мне его совсем не жаль, — запальчиво заговорила Даша. — Так ему и надо. Вы знаете, что он вчера избил Настю?
Физиономия Берсеньева вытянулась, как будто поверить в подобное он просто не в состоянии и счел бы слова Дарьи шуткой, если бы не был уверен, что девушка вроде нее, разумная и воспитанная, неспособна так шутить. Приходилось признать, актером Берсеньев был прекрасным.
— Да-да, — продолжила девушка. — Если бы не эта ссора, не его мерзкое поведение, Настя была бы жива. Он уехал, бросив ее всю в слезах, и… — Даша прикрыла рот рукой, на глазах ее выступили слезы, она отвернулась, потом тряхнула головой с глубоким вздохом и принялась разглаживать подол платья на своих коленях. — Она мне позвонила сразу же после его ухода. Рыдала. Я не могла понять, в чем дело, ужасно испугалась.
— Она вам рассказала, почему они поссорились?
— Нет. То есть я мало что поняла. У нее же истерика была, понимаете? Кричала, что он ее бросил, меня совсем не слушала. Потом попросила приехать, я с подругой в кафе сидела, и, если честно, ехать к ней мне не хотелось, но когда Настя сказала, что он избил ее… Я предложила вызвать милицию, но она об этом и слышать не хотела. Совершенно помешалась на своем муже, он вел себя по-свински, а она все готова была простить.
— Они ведь женаты совсем недавно?
— Да. Расписались в мае. Она даже отцу ничего не сказала, и свадьбы у них не было. Просто пошли в загс вдвоем. Странно, правда? Настя смеялась, что свадьба — это предрассудок. У них была такая любовь… по крайней мере, вначале. Он за ней так красиво ухаживал. Цветы, подарки… Однажды утром он разбудил ее и сказал, что приготовил сюрприз. И привез ее в загс. Когда мне Настя об этом рассказывала, плакала от счастья.
Я таращилась в пол и старательно делала вид, что все, о чем сейчас говорит Даша, меня не касается. Это о ком-то другом, не о Стасе. Но против воли я видела его и красивую девушку рядом. Девушку, чье счастье я разбила. И оттого, что Насти уже нет в живых и ничего не изменить, не поправить, становилось еще больней.