Трижды судьба
Шрифт:
Торн лихорадочно искал глазами свой летательный аппарат, но напрасно.
И тут он случайно вспомнил, как брел, спотыкаясь, по ночному лесу, чтобы добраться, в конце концов, до этой возвышенности.
Сделав несколько шагов вперед, Торн провалился в какую-то шахту. Его падение продолжалось довольно долго. Через какое-то время у него появилось неопределенное ощущение, будто он летит наверх. Шахта вытолкнула его, и он резко упал на землю.
Торн оцепенел, потом поднялся и, шатаясь, побрел вперед, пока не наткнулся на деревья, освещенные странным
Торн, ощупью пробираясь вперед, вышел на широкую террасу. Голубоватое сияние усилилось. Оно исходило от двойного ряда фонарей, установленных по обеим сторонам широкой улицы. Торн не мог подробно разглядеть, где находится, ибо край террасы был обозначен живой изгородью.
Он подошел к изгороди и остановился.
Его взгляд скользнул по надетой на нем одежде, потом упал на руки, почти принявшие форму лап с огромными когтями на пальцах.
В его сознании остались лишь смутные впечатления от событий прошедшего вечера. Там были Клоули, симхромия, конференция в зале Опалового Креста, оттуда началось его ночное бегство по темному причудливому лесу.
Его левая рука сжимала какой-то предмет, причем рука мертвой хваткой сжимала эту вещь так, что болели пальцы. Это был тот самый маленький предмет, присвоенный им во время симхромии. Если эта штука еще в его руках, то ничего серьезного с ним не должно произойти. И все же…
У него появились смутные предчувствия.
Не задумываясь, Торн сунул предмет в карман, которого не оказалось на привычном месте, при этом рука его коснулась маленького металлического цилиндра.
Торн пробрался через изгородь и вступил на улицу, освещенную голубоватым светом фонарей.
Предчувствие переросло в дикий страх; но вдруг он неожиданно прозрел.
Другой Торн поменялся с ним местами. Теперь на нем была необычная одежда того, другого Торна — невзрачный рабочий костюм.
Торн перенесся в мир своих страшных снов.
Он резко остановился посреди улицы. Людские потоки обтекали его, прохожие с любопытством оглядывались на него.
Торн преодолел первый ужас, что вызвало чувство морального удовлетворения. Теперь счет выровнялся. Другой Торн может жить в счастливом мире, а он занял его место. Теперь ему не нужно думать о существовании другого Торна, чувствуя вину перед ним. В Торне шевельнулось демоническое желание познать этот мир, знакомый ему до сих пор только по снам.
Но это было не так просто.
На улице царила атмосфера какой-то скрытности и недоверия. Голоса людей превращались в бормотание. Мужчины и женщины шли с опущенными головами, украдкой бросая на Торна косые взгляды.
Торн влился в поток этих людей, одновременно наблюдая за ними.
В освещенных голубоватым светом лицах запечатлелась одновременно печаль и стремление к счастью. Ему знакомо это выражение по снам, и ему чудилось, что он и сейчас тоже спит.
Некоторые лица казались ему странно знакомыми. Видимо, двойники людей, с которыми ему пришлось встречаться в своем мире. Видимо, то были люди его собственного мира, но ведущие совершенно иную жизнь.
На мужчинах и женщинах была грубая рабочая одежда, цвет которой не определить в призрачном голубоватом свете. Тут не отмечалось никакого индивидуализма — все одеты одинаково.
Многие из этих людей, казалось, словно охраняли кого-то. Именно их сторонились и не разговаривали с ними. Наверное, здесь целая сеть шпионов, решил Торн.
Между остальными людьми выделялись другие существа, одетые в черное, которых остальная масса избегала, наверняка сознательно. Торн, как ни старался, не мог рассмотреть ни одно из этих существ.
Все производили впечатление чрезвычайно бдительных.
Это был мир авторитета.
На улице лишь сдержанно бормотали.
И одно стало вскоре очевидным для Торна: в глазах у этих людей отсутствовала определенная цель. Они бродили взад-вперед, чтобы чем-то заполнить время между работой и сном, время, сохранявшее им авторитет и обеспечивавшее некоторую свободу, которую они, правда, не умели применить.
Торн растворялся в толпе, чтобы уйти от любопытных взглядов. Он выхватывал отдельные слова и обрывки разговоров. Все без исключения разговоры, видимо, вращались вокруг поведения определенной группы, называемой всеми «они». Вокруг царило открытое неприятие данной группы.
Для поднятия авторитета, решил Торн, должна быть только какая-нибудь диктатура.
— Наше отделение теперь вкалывает в двенадцатичасовой смене. Говоривший был похож на машиниста: на его комбинезоне поблескивали металлические стружки.
Его спутник кивнул.
— Я только хотел бы узнать поточнее, что это за новые детали поступают к нам все чаще и чаще.
— Какое-то крупное дело намечается.
— Да, видимо, так. Что же они замышляют?
— Какое-то крупное дело намечается.
— Да, но хотелось бы, по крайней мере, выведать его название. Другой мужчина только тихо, украдкой рассмеялся.
Торн побрел дальше и скоро оказался позади группы пожилых женщин.
— Наша бригада в результате повышения производительности труда изготовила более семисот тысяч одинаковых деталей. Я пересчитала их.
— Тебе-то от этого никакой пользы.
— Нет, но они к чему-то готовятся. Подумать только, сколько народу привлекли. Всех мужчин от сорока одного года и женщин с тридцати семи лет.
— Сегодня вечером они приходили дважды и искали так называемых саботажников. Забрали Джона.
— У вас уже ввели новую форму проверки? Все должны стоять в длинных очередях, а потом отвечать на разные вопросы, кто есть кто и чем занимается. Конечно, вопросы простые, но кто не в состоянии на них ответить, того куда-то уводят.
— Но таким образом они вряд ли поймают саботажников. Узнать бы, кого они пытаются схватить на самом деле.
— Давайте лучше вернемся в ночлежку.
— Нет, еще рано.