Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932
Шрифт:
Но если командование советской бюрократии ведет к хозяйственным затруднениям и даже кризисам, не уместно ли поставить вопрос о возвращении к демократии?
— Вы считаете доказанным, что парламентская демократия является надежным средством против экономических затруднений? Мировой капиталистический кризис имеет между тем неизмеримо более глубокий характер, чем все советские затруднения, возведенные в третью степень. К тому же происходящая на наших глазах «эволюция» немецкой демократии… Но, может быть, мы не будем касаться этой щекотливой темы?
Как вам угодно. Мне казалось, что вы сами апеллировали от бюрократии к демократии.
— Я имел в виду советскую демократию.
В чем вы видите принципиальное отличие советской демократии от парламентской?
— В характере господствующего класса. При системе парламентаризма вопрос о том, где должны проходить пределы демократии, решает буржуазия. При советской системе границы демократии проводит пролетариат. В первом случае критерием являются интересы капитализма. Во втором — интересы социализма.
Что же нужно предпринять в области советского хозяйства, чтоб преодолеть нынешние острые затруднения?
— Il faut reculer pour mieux sauter [812] . Надо исправить сделанные ошибки. Надо помочь крестьянам укрепить и развить жизнеспособные, устойчивые, проверенные на опыте колхозы. Тем крестьянам, которые разочарованы в колхозах, надо как можно скорее открыть выход к индивидуальному хозяйству. Это болезненная операция, но она неизбежна. Если на первое время в колхозах останется лишь 20 % крестьянских семей, то и это будет гигантским плацдармом для дальнейшего систематического развертывания коллективизации. Напомню, кстати, что пятилетка первоначально и не шла дальше этой цифры.
812
Следует отступить, чтобы иметь возможность лучше разогнаться (фр.).
Что касается промышленности и транспорта, то надо на год отодвинуть введение второй пятилетки. 1933 год должен быть посвящен не спортивной погоне за темпами, а борьбе за улучшение качества продукции, за большую пропорциональность разных отраслей индустрии и транспорта, за их приспособление к жизненным нуждам рабочих и крестьян, наконец, за восстановление устойчивости червонца. Только так будет подготовлена более здоровая исходная позиция для второй пятилетки. На основании переписки с друзьями в СССР у меня есть все данные думать, что названные неотложные меры находят полное признание как со стороны передовых рабочих, так и со стороны всех прогрессивных руководителей советского хозяйства.
Верны ли сведения об усилении репрессий по отношению к оппо зиции?
— К сожалению, верны. Разочарование партии в нынешнем руководстве неизбежно ведет к оживлению оппозиции как левой, так и правой. Фракция Сталина, т. е. бюрократия, отвечает на это градом новых репрессий против партии. Идут исключения, аресты, высылки. Обвинение неизменно гласит: подготовка к низвержению советской власти и восстановлению капитализма. Я приглашаю вас не верить этому. Сторонниками капитализма объявляются попросту все те, которые критикуют вопиющие ошибки Сталина, все равно, идет ли критика слева или справа. Такого рода характеристика внутренних разногласий приносит величайший вред международным интересам СССР, ибо создает у недальновидных друзей и легковерных врагов впечатление, будто в большевистской партии, притом в старых ее кадрах, проделавших борьбу с царизмом, Октябрьскую революцию и гражданскую войну, возникают теперь, во втором десятилетии существования советской власти, тенденции капиталистической реставрации. Нет, эти обвинения в корне ложны. Если бы враги Советского Союза на Д[альнем] Востоке или другом месте, соблазненные временными хозяйственными трудностями СССР и раскольнической политикой правящей фракции, вздумали перейти в наступление, они убедились бы, что в борьбе за Советскую республику преследуемая ныне оппозиция займет наиболее боевые участки.
Вы ждете, следовательно, смены руководства в СССР?
— Если понимать это в парламентском смысле, т. е. как замещение одной группы политиков другой, то я отвечу на ваш вопрос отрицательно. Дело идет не о том, чтобы заменить Сталина, Молотова, Кагановича и их сторонников другими лицами, а о том, чтобы вернуть партии, профессиональным союзам и Советам контроль над всеми исполнительными органами и чтобы открыть возможность рабочим свободно разобраться в причинах неудач и путях выхода, как это всегда делалось в прошлом.
Но разве это не должно в конце концов привести к замене у власти сталинской фракции вашей фракцией?
— Покажет будущее. Решать будет партия. Мы требуем лишь восстановления левой оппозиции в составе партии. Мы готовы сейчас, как и во все прошлые годы, оказать правящей ныне фракции наше содействие полностью и целиком на любой работе.
Вы согласны, следовательно, если я вас правильно понимаю, на сотрудничество со Сталиным, даже на подчиненном положении, несмотря на то что Сталин выслал вас из СССР и лишил даже прав советского гражданина?
— Безусловно. Речь идет, конечно, не обо мне одном. Мы, как фракция, не раз уже делали на этот счет совершенно точные заявления. Смотрите, я раскрываю «Бюллетень» русской оппозиции, номер от октября 1929 г. и читаю: «Оппозиция ставит существо дела выше формы, интересы революции выше личных или кружковых амбиций. Она готова занять в партии самое скромное место. Но она согласна занять его, лишь оставаясь самой собою» [813] . Дело идет совсем не о Сталине, а о чем-то превосходящем по значению личную судьбу каждого из нас. Политика не знает мести, — я говорю, конечно, о политике, преследующей большие исторические задачи.
813
«…Оппозиция ставит существо дела выше формы, интересы революции выше личных или кружковых амбиций. Она готова занять в партии свое скромное место. Но она согласна занять его, лишь оставаясь самой собой, т. е. не только сохраняя все свои взгляды, получившие в ходе развития событий столь небывало яркое подтверждение, но и отстаивая свое право дальнейшей борьбы за то, чтобы эти взгляды стали взглядами партии» (Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 1).
Позвольте задать вам два-три вопроса в связи с вашим последним путешествием. Какие впечатления вы вывезли из Европы?
— Вопрос звучит немножко слишком обще. Во всяком случае, ни на воде, ни на суше я не нашел повода для перемены своих политических взглядов. Весьма возможно, что в этом виновата не Европа, а консерватизм моей собственной мысли. Но все же… Во время войны, значительную часть которой я провел во Франции, я слышал изо дня в день, что страшные жертвы приносятся во имя свободы народов и демократии. Между тем послевоенная Европа изо всех сил стремится показать, что полицейский режим старой гогенцоллернской Пруссии стал для нее высшим образцом. В датском королевстве, где у власти стоят социал-демократы, дело обстоит не многим иначе, чем в германской республике, где правят монархические генералы. Францией радикала Эррио, как и Францией реакционера Тардье [814] , управляют чиновник, полицейский и сыщик.
814
Тардье Андре (1876–1945) — французский правый политический деятель, член Республиканско-демократического альянса. Был близок к Ж. Клемансо. В ноябре 1929 — сентябре 1930 г. возглавлял правительство. В следующие годы несколько раз занимал пост главы правительства, но сохранял его в течение очень краткого времени.
Но все же демократические правительства Франции и Дании выдали вам визу?
— Как и правительство Италии, которое никем не причисляется к демократии. Меры контроля имели во Франции, во всяком случае, несравненно более назойливый и вызывающий характер. Несмотря на то что я с полной лояльностью выполнял свое обещание о невмешательстве во внутреннюю политику, французская полиция обращалась со мной, как если бы я представлял собою самовоспламеняющийся груз необыкновенной взрывчатой силы.