Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Фельштинский Юрий Георгиевич

Эти строки явно свидетельствуют о том, что впервые я ознакомился с проспектом Шумана в июне.

Вся переписка моя с Пфемфертом, устанавливающая приведенные выше факты, имеется у меня полностью.

14. Какой интерес у меня мог быть рвать с Шуманом? Правильно или неправильно, но я считал и считаю мой договор с ним в материальном смысле наиболее выгодным из всех, какие я заключил. Гипотеза Шумана, что я хочу порвать со всеми буржуазными издательствами вообще, опровергается фактами: только на днях я передал книжку «Что такое перманентная революция?» одному русскому и одному чешскому буржуазному издательству. У меня с американским издательством Бони договор на четыре книги, причем я совершенно не собираюсь с ним рвать, и т. д. и т. д. Следовательно, эта гипотеза отпадает. Остается единственное объяснение, то, которое соответствует действительности: решающим обстоятельством является для меня книга Керенского, заключающая клевету против Ленина, меня и других лиц.

Как же можно логически, политически и психологически допустить, что я оставил бы без внимания эту клевету до подписания договора, если бы был знаком с ней? Между тем в проспекте Шумана вся реклама книги Керенского построена именно на выдвигании его основной клеветы. Мне не нужно, кажется, доказывать, что вполне определенные взгляды и столь же определенные критерии имелись у меня и до визита ко мне Шумана в Константинополе. Значит, я не мог бы остаться равнодушным к проспекту ни одной минуты, если бы Шуман мне доставил его. Это суд должен ведь понять.

Далее, если я не только получил от Шумана проспект, но и прочитал его — по инициативе самого же Шумана, — то как объяснить, что в числе привезенных им мне тринадцати книг не было книги Керенского, т. е. той, которая была наиболее уместна, ибо сам Шуман претендовал в тот период на мою «Автобиографию»?

Если я не придал, по словам Шумана, книге Керенского никакого значения, то почему Шуман, по его словам (см. письмо от 16 мая), считал необходимым умалчивать об этой книге «по соображениям такта»?

15. Я надеюсь, что д-р Франкфуртер внимательно прочитал чрезвычайно важное письмо Шумана ко мне из Дрездена, № 6, 16 мая 1929. Заявление Шумана суду находится в вопиющем противоречии с этим письмом, в котором Шуман тщательно подчеркивает, что явился ко мне не в качестве нейтрального издателя, одинаково готового издать и Керенского и Троцкого, а в качестве человека, «с восторгом», «с воодушевлением» писавшего свою книгу о Либкнехте и готового «на всю жизнь» вступить в связь с Троцким и поставить весь свой аппарат и все свои силы на службу делу распространения книг Троцкого в Германии. Все это подлинные выражения письма Шумана. Это ни в каком случае не может быть истолковано как условная вежливость коммерсанта. Такой саморекомендацией Шуман исключал возможность предположения с моей стороны, что он мог только накануне издать клеветническую книгу против того дела, которому служили Либкнехт и Ленин и которому служу я.

Шуман подчеркивает свои многочисленные и длительные разговоры со мной, даже преувеличивая их удельный вес. Но этим он дает только лишнее показание против себя. Ведь в письме своем от 16 мая сам Шуман резюмирует содержание этих разговоров, вернее, их общий дух, не в смысле разговоров нейтрального издателя с одним из случайных авторов, а в смысле особого духовного общения, основанного на исключительной нравственной симпатии и проч. и проч. Если даже откинуть патетические преувеличения стиля, то все же вывод получается несомненный и притом двойной: этого тона бесед не могло бы быть, если бы Шуман показал мне проспект, в котором он о Керенском говорит с таким же «воодушевлением» и «восторгом», как и о Либкнехте; с другой стороны, я лично, как бы скептически ни относился к излияниям Шумана, не мог все же допустить, что этот человек вчера только издал гнусную книгу, направленную против Ленина и меня.

Мне кажется, что это есть центральный момент всего дела, более убедительный для умного судьи, чем всякая присяга.

Принкипо, 31 декабря 1929 г.

О Гильфердинге [354]

Если желаете знать персональную причину поведения Гильфердинга, возьмите мою книгу Terrorismus und Komunismus (Anti-Kautsky) [355] , найдите там главу Kautsky, Seine Schule und sein Buch [356] , там есть характеристика Гильфердинга, которой он не может мне простить, потому что он слишком явно узнал в ней себя. Хорошо бы теперь перепечатать эту характеристику: всего полстраницы.

354

Отрывок из письма Троцкого неизвестному адресату.

355

«Терроризм и коммунизм (Анти-Каутский)» (нем.).

356

«Каутский, его учение и его книга» (нем.).

Есть и еще причина. Вскоре после октябрьского переворота я получил от Гильфердинга письмо, в котором он просил меня освободить из плена одного из его приятелей, из породы венских «докторов» (Herr Dr.) [357] . Ни строчки,

ни слова о самой революции! Только просьба о приятельской «услуге», которую я мог бы оказать только в порядке беззакония, личного произвола и грубой несправедливости по отношению ко всем немецким и русским пленным. Нужно еще прибавить следующую деталь. В 1907 году, познакомившись со мною у Каутского, Гильфердинг сразу предложил мне перейти на «ты». Не без удивления я вынужден был согласиться. Так вот письмо начала 1918 г. о беззаконном освобождении приятеля было написано на «ты», и в то же время ни слова об Октябрьской революции. Я не верил своим глазам, хотя и знал, что Гильфердинг — филистер [358] насквозь. Я рассказал о просьбе Гильфердинга Ленину.

357

Господин д[окто]р (нем.).

358

Филистер (от нем. Philister) — обыватель с ханжескими повадками, самодовольный мещанин, человек с узким кругозором.

— А что он пишет о революции?

— Ни слова.

— Не может быть!!

— Однако так.

— Вот дрянь.

Таков примерно был наш диалог. Я Гильфердингу на его письмо не ответил и просьбы его, конечно, не удовлетворил. А позже я дал вышеупомянутую характеристику его в книге против Каутского.

[1929]

1930

Письмо австрийским коммунистам [359]

359

Опубл. в кн. Writings of Leon Trotsky (1930). New York: Pathfinder Press, 1975. P. 71–74. Письмо было написано Троцким в ответ на запрос группы австрийских «революционных социал-демократов», отколовшихся от Социал-демократической партии.

Копия: Джозефу Фрею

Уважаемый товарищ!

Вы спрашиваете совета относительно линии поведения революционных элементов австрийской социал-демократии. К сожалению, я слишком мало для этого знаю состав, цели и методы вашей группы (только на основании № 1 вашей газеты «Революционный социал-демократ», письма тов. Фрея и вашего письма). Поэтому вместо тактических «советов» в собственном смысле этого слова я вынужден остановиться на некоторых принципиальных вопросах, без предварительного уяснения которых обмен мнений по практическим вопросам оказался бы построенным на песке.

Вам кажутся сомнительными слова «терпеливо разъяснять», которыми я характеризую основную задачу австрийских коммунистов. Вы говорите, что года два тому назад терпеливое разъяснение было бы уместно, но что при нынешнем бурном развитии событий для этого уже нет времени. «Теперь слишком поздно», — повторяете вы далее.

Я вижу в этом какое-то недоразумение. В своей небольшой работе об австрийском кризисе я нарочно отметил в скобках, что формула «терпеливо разъяснять» была дана Лениным в апреле 1917 года. Через семь месяцев после того мы были уже у власти. Это значит, что «терпеливое» разъяснение со стороны революционной партии не имеет ничего общего с кунктаторством [360] , медлительностью или сектантской замкнутостью. «Терпеливо разъяснять» вовсе не значит разъяснять лениво, вяло, через день по столовой ложке. Своей формулой Ленин говорил в апреле 1917 года своей собственной партии:

360

Кунктаторство — медлительность.

«Поймите и признайте открыто, что вы — маленькое меньшинство; не ставьте себе задач, для которых у вас нет сил (напр[имер], немедленное низвержение Временного правительства); не бойтесь противопоставить себя оборонцам, за которыми сейчас идет подавляющее большинство народных масс; вдумайтесь в психологию честного оборонца — рабочего или крестьянина и терпеливо разъясняйте ему, как вырваться из войны» [361] .

Совет Ленина означал другими словами: «не думайте, что существуют какие-либо рецепты или фокусы, при помощи которых сразу можно стать сильнее, не завоевав сознания масс; посвятите все ваше время, все ваше революционное нетерпение — «терпеливому разъяснению». Вот подлинный смысл ленинских слов.

361

Троцкий обобщил ряд высказываний Ленина на VII конференции РСДРП(б) 24–29 апреля 1917 г. (Ленин В.И. Собр. соч. Изд. 5. Т. 31. С. 339–453).