Троцкий. «Демон революции»
Шрифт:
«Венская глава» Троцкого характерна тем, что он, активно сотрудничая с меньшевиками, в глазах своих западных друзей старался выглядеть центристом. В ежемесячной газете Каутского «Нойе цайт» Троцкий выступал чаще, чем кто-либо из русских социалистов, по-своему интерпретируя суть спора между большевиками и меньшевиками. Поскольку западные социал-демократы не всегда понимали генезис разногласия в РСДРП, они не очень охотно в них и вмешивались. В этих условиях политические и идеологические действия Троцкого выглядели для них привлекательными, объединительными, рациональными, как, например, конференция российских социал-демократов, состоявшаяся в августе 1912 года в Вене. Троцкий и созданный им организационный комитет пригласили на конференцию представителей многих социал-демократических организаций. Приехали, однако, 18 делегатов с решающим голосом, 10 – с совещательным и 5 человек в качестве гостей. Конференция не стала себя конституировать в общепартийную, а выступила как конференция отдельных организаций РСДРП.
Парадоксальность позиции Троцкого, который всегда относил себя к революционным радикалам, а организационно и личностно был ближе к демократически-реформистскому крылу, понимали далеко не все из блестящих знакомых Льва Давидовича. А может быть, все было иначе: в душе он считал знакомых социал-демократов радикальными революционерами, а они его – реформатором-примиренцем?
В германской социал-демократии ближе всех к большевикам были Роза Люксембург, Карл Либкнехт и Франц Меринг. Поддерживая с ними теплые близкие отношения, Троцкий тем не менее общался и с их идейными противниками. Это настораживало немецких радикалов. Но русский социалист, живущий в Вене, придавал слишком большое значение личным симпатиям и антипатиям, чтобы жертвовать ими во имя «единства», «консолидации», «солидарности». Когда в 1916 году Ф. Мерингу исполнилось 70 лет, Троцкий в своем публичном послании счел необходимым рядом с этим именем поставить и имя Р. Люксембург: «…мы с Мерингом и Люксембург находимся по Одну и ту же сторону траншеи, проходящей через весь капиталистический мир. В лице Франца Меринга и Розы Люксембург мы приветствуем духовное ядро революционной немецкой оппозиции, с которой мы связаны нерасторжимым братством по оружию»{110}.
О Карле Либкнехте Троцкий сказал по-другому: «…экспансивный, легко воспламеняющийся, он резко выделялся на фоне чинной, безличной и безразличной партийной бюрократии… Либкнехт всегда оставался наполовину чужаком в доме германской социал-демократии, с ее внутренней размеренностью и всегдашней готовностью на компромисс… Его неподдельный и глубокий революционный инстинкт всегда направлял его – через те или другие колебания – на правильный путь»{111}.
Практически о каждом видном революционере, с кем он был знаком, встречался, спорил, боролся, у него написаны страницы. Это не сухие, бесстрастные строки политических характеристик. «Политические силуэты» (так назван восьмой том сочинений Троцкого) позволяют видеть не только идейные контуры личности. Читатель узнает, что Роза Люксембург «маленького роста, хрупкая, болезненная, с благородным очерком лица, с прекрасными глазами, излучавшими ум»; что «квартира Либкнехта была штаб-квартирой русских эмигрантов в Берлине» и его жена была русской; что Меринг – это «историк внутренних боев немецкой социал-демократии».
Аналитическое, часто – образное, а нередко и критическое отношение к людям своего круга общения не могло не развивать интеллектуальные способности Троцкого, его политическую изощренность, общую эрудицию. Людей, знавших и слышавших его, поражали способность Троцкого творчески мыслить во время выступлений, мгновенно лепить образы, обозначать тенденции, выделять главные звенья. Он не произносил заученных речей, а в процессе выступления всегда творил нечто новое, неповторимое. Его с одинаково большим интересом слушали мэтры II Интернационала, петербургские рабочие и босые красноармейцы 2-го Николаевского полка. Этот талант не только «от Бога». Это и умение поразительно аккумулировать достижения духовной культуры, и способность постигать психологию тех, к кому он обращался со своим словом. Независимо от того, как к нему относились – с восхищением или враждой, равнодушных не было. Все видели: перед ними масштабная, неординарная Личность.
Время после первой русской революции до 1917 года Троцкий провел в центре Европы, его интересы больше вращались вокруг фракций, европейского парламентаризма, новых веяний немецкой социал-демократии и т.д. И тем не менее Троцкий около десяти лет находился в «провинции» революции. Став почти профессиональным критиком буржуазного парламентаризма, Троцкий как будто не заметил, что не без влияния первой русской революции родился и парламентаризм русский. Бойкот большевиками I и II Государственных дум, как и активное участие в IV Думе, дали обильную пищу для размышлений об использовании рабочим классом парламентских форм борьбы. Все это прошло как-то мимо внимания Троцкого не столько в силу фактической удаленности, сколько из-за скептического отношения к русскому парламентаризму вообще. Здесь он был не одинок. Большевики также презирали парламенты. Ленин на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году скажет, что коммунизм ставит своей задачей «разрушение парламентаризма». Что из этого получилось, теперь ясно всем.
К слову сказать, Сталину это дало возможность больно уколоть Троцкого за его якобы ликвидаторское отношение к легальной работе. В газете «Социал-демократ» 12 января 1913 года Сталин заявил: «Говорят, что Троцкий своей «объединительной» кампанией внес «новую струю» в старые «дела» ликвидаторов. Но это не видно. Несмотря на «геройские» усилия Троцкого и его «ужасные угрозы», он оказался в конце концов простым шумливым чемпионом с фальшивыми мускулами, ибо он за 5 лет «работы» никого не сумел объединить, кроме ликвидаторов. Новая шумиха – старые дела!»{112} – подытожил будущий смертельный соперник Троцкого. Сталин опередил Троцкого; тот его еще не заметил, а Коба уже приступил к его развенчанию.
В целом вторая эмиграция Троцкого привела его к заметному отрыву от революционных дел в России – легальных и нелегальных.
В Вене семья Троцких поселилась в скромной квартире из трех комнат. Единственной достопримечательностью их жилища было большое количество книг, подшивок газет, рукописей, журналов, довольно беспорядочно лежавших по углам. Свою семью Троцкий содержал в основном за счет литературного труда. Особенно долго он сотрудничал с газетой «Киевская мысль», весьма прогрессивного направления. Но заметную материальную помощь до самой революции Троцкому оказывал и старик Бронштейн. Поэтому положение бывшего Председателя Петербургского Совета было более предпочтительным, нежели у других политических эмигрантов, часто вынужденных влачить просто убогое существование, перебиваясь случайными заработками, всегда озабоченных поиском средств на кусок хлеба. Относительно благополучное материальное положение Троцкого позволяло ему полнее отдаваться творчеству, быть более независимым, чаще других переезжать из столицы в столицу, бывать на конгрессах, семинарах и прочее. В 1906 году, когда Троцкий был в тюрьме, и в 1908 году в Вене в семье появились два сына – Лев и Сергей, судьба которых будет столь же трагична, сколь и судьба самого отца.
Троцкий поселился в Вене вынужденно; берлинские власти отказали ему в возможности жить в германской столице. Русский эмигрант, кроме занятий журналистикой и политической деятельностью, в тот период проявлял большой интерес к изобразительному искусству, бывал во многих картинных галереях, что позволяло ему готовить довольно профессиональные статьи о европейском искусстве для «Киевской мысли». Хотя они с женой посещали иногда и знаменитую Венскую оперу, восприятие музыки, по его же собственным словам, было на довольно примитивном уровне. В целом вторая эмиграция – период «долгого ожидания» – была для Троцкого скорее продолжительной паузой, во время которой он небезуспешно рос как теоретик, журналист, писатель, политик. В «венский период» Троцкий установил связи со многими своими соотечественниками, находившимися, как и он, в эмиграции. Это прежде всего А.А. Иоффе, К.Б. Радек, С.Л. Клячко, М.И. Скобелев, Д.Б. Рязанов, А.М. Коллонтай, А.В. Луначарский. С Иоффе они остались близкими друзьями до его трагической смерти (самоубийство в 1927 г. в Москве); Скобелева он считал своим учеником, был к нему сильно привязан, но когда тот вошел в правительство Керенского, стал относиться к нему резко враждебно. Коллонтай недолюбливал, полагая, что та, поддерживая личную переписку с Лениным, сообщала о нем тенденциозную информацию. О Радеке мнение Троцкого колебалось до начала 30-х годов от восторженного до убийственно-негативного. Но в целом с соотечественниками за рубежом связи у него были слабее, чем с западной социал-демократией.
Анализируя все написанное и сказанное Троцким за границей, я неожиданно пришел к внешне невероятному выводу: изгнанник не тосковал по родине, отчему дому, всему тому, что впитывается человеком с кровью матери. Люди, оторванные от родных корней и заброшенные на чужбину, годами болеют неизлечимой болезнью души – ностальгией. Воспоминания, отрывочные вести с отчизны, старые фотографии, крохотная коробочка с засохшими комочками бесценной земли – все приобретает особый смысл. Сегодня, конечно, эта болезнь «протекает» в более легкой форме благодаря телевидению, радио, обильным контактам, средствам транспорта, делающим близкими самые далекие континенты. В начале века все было иначе. Ни Ленин, ни Троцкий, ни многие другие революционеры не могли ступить на родную землю без явного риска оказаться в сибирской ссылке или на каторге. Впрочем, до недавнего времени так было и у нас.
В архиве Московского охранного отделения на Троцкого еще в 1898 году было заведено дело, где, в частности, говорится: «Бронштейн Лейба (Лев) Давидов (Николай Троцкий, Троцкий, Яновский), сын колониста Херсонской г., Елизаветградского у., иудейского вероисп., русский подданный, литератор, родился в 1877 г. (так в тексте. – Д.В. ). В 1898 г. Б. привлекался в качестве обвиняемого к «дознанию о «Южнорусском рабочем союзе»… Выслан под гласный надзор полиции в Восточную Сибирь на 4 года… 21 августа 1902 г. скрылся. В 1906 г. …присужден к ссылке… откуда 20 февраля 1907 г. скрылся… проживает в Вене…»{113} Нет, с таким послужным списком возвращаться нельзя, тем более что предписание жандармского управления категорично: «при появлении в пределах империи водворить на каторгу».