Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940
Шрифт:
«История…» выдвигает на первый план два крупных «внутренних кризиса» большевизма в год революции. В первом случае Ленин, только что вернувшийся из Швейцарии, обнародует свои «Апрельские тезисы» и политически «перевооружает» свою партию для войны против февральского режима; во втором — на предпоследней стадии революции сторонники и противники восстания столкнулись лицом к лицу в большевистском ЦК. В обоих кризисах в центре внимания долгое время находится узкий круг лидеров. Тем не менее, эти сцены запечатлены в нашем сознании так же глубоко, как и широкие, величественные картины Февральского восстания и Октябрьской революции или как несколько горестных дней июля, когда происходил спад движения. В обоих кризисах нас заставляют почувствовать, что судьба революции зависела от немногих членов Центрального комитета: их голоса решали, то ли энергия масс будет растрачена впустую, а массы разбиты, то ли двигаться к победе. Проблема масс и лидеров исследуется во всей ее остроте; и почти сразу же внимание фокусируется и сосредотачивается на единственном лидере — Ленине.
И в апреле и в октябре Ленин остается
И тут Троцкий подступает к классической проблеме личности в истории; и здесь он, вероятно, наименее успешен. Его основанный на фактах отчет о деятельности Ленина безупречен. Ни на одной из стадий нельзя сказать, что здесь, в той или этой точке Ленин не действовал, а другие большевики не вели себя так, как это описывает Троцкий. Не совершает он и ошибки и не стремится представить Ленина независимым творцом событий. «Ленин не противостоял партии извне, а сам являлся ее самым полным выражением», — уверяет он нас и неоднократно показывает, что Ленин просто переводил в четкие формулы и действия те мысли и настроения, которые волновали простых людей, и что поэтому он в итоге победил. Лидер и массы действуют в унисон. В этом глубокая гармония между Лениным и его партией, даже когда у него возникают противоречия с Центральным комитетом. Точно так же, как большевизм не случайно вошел в историю, так и роль Ленина не была случайной: он был «продуктом всего прошлого… вросшим в это прошлое глубочайшими корнями». Он был не «творцом революционного процесса»; а всего лишь звеном, «великим звеном» в цепи объективных исторических причин.
Однако, отводя Ленину место звена в этой цепи, Троцкий затем дает знать, что без этого звена цепь рассыпалась бы на кусочки. Он задает вопрос, что бы случилось, если б Ленину не удалось вернуться в Россию в апреле 1917 года: «Можно ли… уверенно сказать, что партия нашла бы свою дорогу без него? Мы бы никоим образом не осмелились сказать это». Вполне допустимо, добавляет он, что «дезориентированная и расколотая партия могла бы упустить революционную возможность на многие годы». Если в «Истории…» Троцкий выражает свое мнение с осторожностью, то в других местах он везде ставит точки над «i». В письме Преображенскому из Алма-Аты он говорит: «Вы лучше меня знаете, что, если бы Ленину не удалось приехать в Петроград в апреле 1917 г., Октябрьской революции не было бы». В своем «Французском дневнике» Троцкий категорически утверждает: «Если бы в 1917 г. в Петрограде не было меня, Октябрьская революция все равно бы произошла — при условии, что там был бы Ленин и руководил ею.Если бы в Петрограде не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции: руководство большевистской партии не позволило бы ей произойти — в этом я не имею ни малейшего сомнения!» Если здесь Ленин все еще не «творец истории», то только в смысле, что он не делал революцию ex nihilo: [72] распад социальной структуры, «пар» энергии масс, «цилиндр» большевистской партии (который сконструировал и построил Ленин) — все это должно быть в наличии, чтобы он смог сыграть свою роль. Но даже если бы все эти элементы были, говорит Троцкий, без Ленина большевики «упустили бы революционный шанс на много лет вперед». На сколько лет? Пять, шесть? А может быть, тридцать, сорок? Мы не знаем. В любом случае, без Ленина Россия продолжала бы жить при капиталистических порядках или даже при реставрированном царизме, возможно, неопределенно долго; и, по крайней мере, в этом столетии история была бы совсем не той, какая она есть.
72
Из ничего (лат.).
Для марксиста — это потрясающее заключение. По общему признанию, спор имеет привкус схоластики, и историк не может разрешить его ссылкой на эмпирическое доказательство: он не может узаконить революцию, держать Ленина вне поля действия и наблюдать, что произойдет. Однако если эта тема прослеживается чуть дальше, то это делается не ради спора, а ради света, который он проливает на нашего главного героя. Здесь взгляды Троцкого-историка находятся под тесным влиянием опыта и настроения Троцкого, лидера разгромленной оппозиции — сомнительно, выражал ли он ранее в своей карьере взгляд, который так противоречит существу марксистской интеллектуальной традиции.
В свете этой традиции весьма характерна знаменитая статья Плеханова «Роль личности в истории». Подобно другим теоретическим трудам Плеханова, она оказала воспитательное влияние на несколько поколений российских марксистов. Плеханов обсуждает эту тему в терминах классического противоречия между необходимостью и свободой. Он не отрицает роли личности; он согласен с изречением Карлейля, что «великий человек — это новичок»: «Это очень удачное определение.
«Давайте представим себе, что Робеспьер являлся абсолютно необходимой силой в своей партии; но даже так он был не один. Если бы случайно упавший кирпич убил его, скажем, в январе 1793 г., его место конечно же было бы занято кем-то другим; и, хотя эта другая личность могла бы уступать ему во всех отношениях, события, тем не менее, шли бы тем же путем, что и при Робеспьере… Вероятно, Жиронда не избежала бы разгрома; может быть, партия Робеспьера утратила бы власть несколько раньше., или позже, но она бы определенно пала…»
Как полагает Троцкий, если бы Ленина, скажем, в марте 1917 года убило кирпичом, большевистской революции не произошло бы ни в том году, ни «в течение многих последующих лет». Тем самым падение кирпича повернуло бы могучее течение истории в какое-то другое направление. Дискуссия о роли личности в истории превращается в дебаты о случае в истории, дискуссию на тему основ философии марксизма. Плеханов завершает свой спор, заявляя, что такие случайные «изменения курса событий могут, до некоторой степени, повлиять на последующую политическую… жизнь Европы», но что «ни при каких обстоятельствах конечный результат революционного процесса не будет „противоположным“ тому, каким он вышел. Благодаря особым качествам своего интеллекта и характера влиятельные личности могут изменить отдельные свойства событий и некоторые конкретные последствия,но они не могут изменить общей тенденции, которая определяется другими силами». Троцкий намекает, что личность Ленина изменила не только «отдельные свойства событий», но и генеральную тенденцию — без Ленина общественные силы, составлявшие эту тенденцию и входившие в нее, были бы неэффективны. Это утверждение плохо согласуется с Weltanschauung [73] Троцкого и с еще многими другими вещами помимо этого. Если бы и вправду все великие революции не могли свершиться без какого-то конкретного лидера, тогда культ лидера в целом ни в коем случае не был бы абсурден; а его осуждение историческими материалистами от Маркса до Троцкого и отрицание его всем прогрессивным мышлением было бы бессмысленным.
73
Идеология (нем.).
Очевидно, Троцкий становится жертвой «оптического обмана», о котором говорит Плеханов в своем споре с историками, которые настаивают, что роль Наполеона была решающей, потому что никто не смог занять его место с такой же или сходной результативностью. Эта «иллюзия» состоит в том факте, что лидер кажется незаменимым, потому что, заняв свое место, он не дает занять его другим.
«Выступив вперед [в роли „спасителя порядка“]… Наполеон сделал невозможным для всех остальных генералов сыграть эту роль; а некоторые из них могли бы сыграть ее так же или почти так же, как он. Едва потребность общества в энергичном военном лидере удовлетворена, социальная организация преграждает путь к этому посту… всем другим одаренным воинам… Сила личности Наполеона представляется нам в крайне преувеличенной форме, потому что мы наделяем его силой социальной организации, которая вывела его в передние ряды и удерживала там. Его сила кажется нам совершенно исключительной, потому что другие силы, подобные его личной, не превратились из потенциала в действительность. И когда нас спрашивают: „А что случилось бы, если б не было Наполеона?“, наше воображение приходит в замешательство, и нам кажется, что без него социальное движение, на котором основывались его сила и влияние, не могло бы существовать».
Подобным же образом, можно утверждать, влияние Ленина на события представляется нам здорово преувеличенным, потому что, как только Ленин занял место вождя, он исключил для других возможность занять это место. Конечно, невозможно сказать, кто бы занял его место, не будь там Ленина. Это мог быть и сам Троцкий. Неспроста такие известные революционеры, как Луначарский, Урицкий и Мануильский, споря летом 1917 года и сравнивая Ленина и Троцкого, соглашались, что в тот момент Троцкий затмевал Ленина, — и это когда на месте был и Ленин. Хотя влияние Ленина на большевистскую партию было решающим, Октябрьское восстание фактически было проведено по плану Троцкого, а не Ленина. Если б не было ни Троцкого, ни Ленина, вперед выступил бы кто-то другой. Тот факт, что среди большевиков вроде бы не было никого другого их масштаба и репутации, вовсе не доказывает, что в их отсутствие такой человек не появился бы. История действительно имеет ограниченное число вакансий на посты великих вождей, и, как только эти вакансии заполнены, потенциальные кандидаты лишаются возможности развиться и достичь «реализации своих способностей». Надо ли утверждать, «что они не достигли бы этого ни при каких обстоятельствах»? И не могли ли сыграть роль Ленина или Троцкого лидеры меньшего веса с той разницей, возможно, что меньшие люди вместо того, чтобы «позволить судьбе управлять» ими, позволят ей «тащить себя волоком»?