ТРОЕ ХРАБРЫХ, ПЯТЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ
Шрифт:
— Шэнь Цин! Говори, зачем убил человека? — обратился к нему Бао-гун.
Шэнь Цин со слезами на глазах стал рассказывать:
— Я ходил навещать родственников, а на обратном пути спрятался в храме от дождя и уснул. Утром выхожу, а тут стражники. Увидели у меня на одежде кровь и спрашивают: «Ты как сюда попал?» Я рассказал им все, как было. Не поверили, пошли в жертвенный зал и там за статуей Будды нашли убитого монаха! Ах, господин начальник, не знаю, кто его убил! Да будет мне свидетелем владыка небесный!.. Схватили меня и потащили в ямынь… Но я не виноват…
— Когда ты вышел из храма? — спросил Бао-гун.
— Незадолго
— А почему одежда у тебя была в крови?
— Лежал я возле жертвенника, и, видно, кровь с него стекала на меня.
Бао-гун приказал увести обвиняемого, а сам потребовал паланкин и отправился в храм.
Дорогой Бао-гун размышлял: «Если Шэнь Цин и в самом деле убил монаха, то почему был запачкан кровью сзади, а не спереди? К тому же монах убит ножом, а у Шэнь Цина никаких острых предметов не было».
Когда добрались до храма, Бао-гун всех сопровождающих оставил у ворот, а сам вошел в зал, чтобы осмотреть статую Будды. Статуя лежала на полу с разбитой головой, на стене сквозь слой пыли проступала кровь, рядом валялся какой-то, предмет. Бао-гун поднял его, спрятал в рукав и вернулся в ямынь.
Там он спросил у Бао Сина, который подал ему чай:
— Ли Бао уже здесь? Привез он вещи?
— Привез.
— Пусть войдет!
Ли Бао вошел и поклонился. Бао-гун велел Бао Сину позвать старшего служителя Ху Чэна и, когда тот явился, спросил:
— Есть в нашем уезде столяры?
— Есть, господин!
— Пусть завтра явятся. Хочу дать им заказ!
— Утром старший служитель доложил:
— Столяры все здесь, ждут ваших приказаний.
— Вели им сделать несколько столов на низких ножках, — распорядился Бао-гун. — Столы поставишь в саду, разложишь на них кисти, расставишь тушечницы.
Ху Чэн выполнил все в точности.
На следующий день Бао-гун вышел в сад и обратился к столярам:
— Сегодня будете делать подставки для цветов. Но сперва пусть каждый на рисунке изобразит свою подставку. Чей рисунок окажется лучше, того я щедро награжу.
Столяры со всем усердием стали рисовать, а Бао-гун внимательно следил за ними. Потом он просмотрел рисунки и вдруг обратился к одному из столяров:
— Как тебя зовут?
— У Лян.
Бао-гун всех отпустил, кроме У Ляна, и спросил его:
— Ты зачем убил монаха? Говори правду!
— Я никого не убивал! Можете учинить дознание!
— Ладно. Не хочешь — не признавайся! — ответил Бао-гун и крикнул: — Несите сюда статую Будды из храма!
За служителями, которые тащили статую в ямынь, увязалась целая толпа зевак.
Бао-гун поднялся, поклонился статуе, затем сел и сказал:
— Только что святой сказал мне, что ты, У Лян, совершил злодеяние и оставил тайный знак. Вот, смотри!
Служители подвели У Ляна к статуе, и он увидел на спине у святого отпечатки шести пальцев. Кто мог подумать, что на левой руке У Ляна шесть пальцев! У Лян побледнел от страха, а служители, тараща от удивления глаза, перешептывались:
— Чудеса, да и только!
Чудесного между тем здесь ничего не было. Помните, осматривая храм, Бао-гун подобрал возле статуи Будды одну вещицу. Это был столярный отвес. Потом он увидел кровавые отпечатки пальцев и догадался, что преступление совершил какой-то столяр.
Стукнув по столу деревянным молотком, Бао-гун грозно произнес:
— Отвечай, У Лян! Или ты и дальше будешь отпираться?
— Смилуйтесь, господин, я во всем признаюсь! Мы с монахом были приятелями и частенько вместе выпивали. В тот день он угощал меня, и мы сильно захмелели. Я попросил его взять меня в послушники и наставить на истинный путь, за что ему отпустятся все грехи. А он спьяну стая хвастаться, будто никаких отпущений ему не надо, что за двадцать скопленных лян серебра он сможет откупиться от любого греха. Тогда я спросил: «Где ты хранишь свое серебро? Ведь если его украдут, все труды твои пойдут прахом!» «Оно в надежном месте, — ответил монах, — я спрятал его в храме, в голове статуи святого». Я не смог устоять перед соблазном и топором зарубил монаха. Руки у меня были в крови, и, вытаскивая серебро, я оставил отпечатки. Теперь вы знаете все и можете меня казнить!
Бао-гун показал У Ляну столярный отвес. У Лян признался, что вещь эта его и что, должно быть, она случайно выпала, когда он доставал топор из ящика с инструментами.
Бао-гун велел У Ляну подписать показания. После этого на преступника надели кангу и увели в тюрьму. Шэнь Цин был освобожден и, как невинно пострадавший, получил десять лян серебра.
Бао-гун уже собрался покинуть зал, как вдруг у входа послышались удары в барабан и чьи-то причитания.
Бао-гун распорядился впустить просителей. Через боковую дверь в зал вошли двое: молодой человек лет двадцати и мужчина лет сорока. Оба опустились на колени, и молодой стал говорить:
— Меня зовут Куан Би-чжэн. У моего дяди, торговца шелком, пропали коралловые подвески к вееру весом в один лян и восемь цяней. Иду я нынче и вдруг встречаю человека с точно такими же подвесками на поясе. «Может, мне померещилось», — подумал я и попросил его дать их мне посмотреть. Но он набросился на меня с бранью, схватил и потащил в ямынь. Рассудите же нас, господин!
— Меня зовут Люй Пэй, — сказал второй. — Я родом из Цзянсу. Впервые в жизни вижу этого мальчишку, а он вдруг кинулся ко мне и стал кричать, что это его подвески! Грабеж средь бела дня, да и только! Накажите этого наглеца, господин!
Бао-гун внимательно выслушал обоих и попросил показать подвески. Они и в самом деле были из красного коралла, на редкость искусно отполированного.
— Сколько, говоришь ты, весили подвески твоего дяди? — обратился Бао-гун к молодому человеку.
— Лян и восемь цяней.
— А твои сколько весят? — спросил Бао-гун у Люй Пэя.
— Не знаю. Мне подарил их один друг.
Бао-гун велел Бао Сину принести безмен. В подвесках оказался ровно один лян и восемь цяней.
— Значит, ты утверждаешь, что подвески тебе подарил друг? — вновь обратился Бао-гун к Люй Пэю. — Кто же он? Как его имя?
— Его зовут Би Сюн. Он человек известный, барышник.
После этих слов Бао-гун распорядился увести просителей и немедленно доставить в суд Би Сюна, а сам тем временем вышел немного подкрепиться.
Как только доложили, что Би Сюн доставлен, Бао-гун поспешил в зал и снова занял место за судейским столом. Служители ввели Би Сюна.
— Говорят, у тебя были подвески к вееру? — спросил Бао-гун.
— Были. Три года назад я нашел их на улице.
— А потом кому-то подарил?
— Нет! Разве посмел бы я дарить чужую вещь?