Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу
Шрифт:
Мы с Заикой полетели следом и ударили одновременно. Сгустки плазмы срывались с наших ладоней, били младшую богиню, заставляли ее кричать, выть, стонать, метаться от боли из стороны в сторону, но не позволяли вырваться из смертельного для нее окружения. Ее удары мы парировали легко, словно мастер выпады неумелого новичка. Давай, давай, ведьма ледяная, твоя камера уже готова и ждет хозяйку. Вот он, проход сквозь скалу, за которой у Алатыря тебе приготовлен
Ледница дралась отчаянно и бесстрашно, ее выпады были неожиданными и стремительными, только ведь и мы уже не те пацаны, с которыми она повстречалась сначала в подвале Ларца. Теперь нас так просто не возьмешь.
Дочь Мары закружилась над Алатырем, меча холодное пламя во все стороны. Ага, поняла уже, что к чему, только поздно, голубушка. Ловушка готова и вот-вот захлопнется.
Змей в три горла выпустил струи напалма, жег долго, без отдыха, наверняка потратив на это весь свой запас живого огня. Ледница переключилась на него, затеяв дуэль. Мы только и ждали этого момента.
Вася мысленно произнес нужное заклинание, Алатырь вспыхнул, стал прозрачным, обнажая в своей глубине множество ходов-переходов. Тонкий луч захватил в свои сети младшую богиню, начал притягивать к себе.
– ЖИЗНЬ! – крикнул Вася и метнул в камень свой пятигранник. Оболочка усилилась.
Дочь Мары визжала, билась, металась, стараясь попасть своим оружием хоть в кого-то из нас, только напрасно.
– ЕСТЬ! – Заика резко взмахнул рукой, и платиновый круг, вылетевший из его ладони, превратился в лассо, спеленал ведьму, потянул вниз, пока не исчез внутри камня.
– ВОЛЯ! – крикнул я, метнув звезду сюрикеном в камень. Пять рун сорвались с наших тел, искрами осели на лучах звезды. Фрагменты с грохотом соединились, в ярчайшей вспышке запечатывая Алатырь.
Поверхность погасла, стала непроницаемой.
– Вот и все, – облегченно выдохнул Горыныч. – Как мы ее, а?
Да уж, сработано на совесть.
– Эй, парни, вы чего? – змей уставился на каждого из нас. – Или мы чем-то обидел вас?
– И то правда, – сказал вдруг Заика. – Давайте хотя бы при Калиныче речью пользоваться, а то через месяц напрочь забудем, как языком шевелить.
– Первым было слово, – подтвердил Паляныця. – Летун, ты как?
Я кивнул, улыбнулся, выдержал небольшую паузу, а потом сказал:
– Куда же я денусь с подводой лодки-то? Даже верхом не пойду.
– Ну, пора возвращаться, – напомнил Вася. – Робокоп, наверное, заждался, да и Василису подводить не хочется.
Он вздохнул. И то правда. Красивая она женщина, жаль, не тому предназначена.
– И праздник еще устраивать надо, – вспомнил вдруг Заика. – Для Калиныча. Не забыли?
– Ага, ага, – закивал Горыныч всеми тремя головами. – Вы обещались.
– Вы идите, а у меня еще есть дело, – сказал я.
Парни кивнули, потащили змея на Алатырь. Истинно сказано: Алатырь – начало и конец всех дорог. Горыныч пытался выяснить что-то про меня, но друзья только улыбались, а мне и вовсе было не до него. Меня ждала встреча.
Не стану утомлять вас рассказом, как видел со стороны все, что уже пережил, как мое сердце билось учащенно, едва мой взгляд обнаружил большую черную кошку. Скажу только, что, едва Черница отпустила Василису и ее бойцов, я в режиме призрака полетел следом. Кошка сначала бежала довольно быстро, но постепенно ее шаг замедлялся, пока она не остановилась вовсе. Я пролетел наперед, заглянул ей в мордочку. Глаза, полные тоски и слез, смотрели перед собой, как в пустоту. Потом Черница легла на голый камень, положила голову на лапы, закрыла глаза. Из-под опущенных век полились слезы. Неужели мое сердце не обмануло? Ну, чего висишь туманом? Вперед, не дрейфь! Не съест же она тебя, в самом деле!
Я материализовался, очень тихо подошел, присел рядом, огладил шелковистую шерсть. Черница вздрогнула, вскочила, попыталась лапой утереть щеки, но напрасно старалась. Лапы же не руки.
Я взял ее голову в свои ладони, нежно сжал, повернул к себе, вытер мокрые следы.
– Не плачь, милая, все будет хорошо.
Черница пыталась отвернуться, но я продолжал смотреть в ее заплаканные глаза. Потом мои губы коснулись ее лба, каждого глаза. Я ощутил сладкую горечь ее слез. Потом поцеловал в губы.
Пещера взорвалась. Осколки закружились, превращаясь в звезды и галактики, рождая новую Вселенную, а посреди этого хаоса я держал в своих объятиях и целовал самую прекрасную девушку на свете. Она плакала, отвечала на поцелуй, желала поверить и не верила своему счастью. И чтобы сомнений больше не оставалось, я крепко-крепко и очень нежно снова поцеловал ее в губы.
А вот что было дальше – вас совсем не касается.
Все, финиш!