Трое из Леса. Вторая трилогия
Шрифт:
Мрак замедлил шаг, посматривал на крышу третьей хаты. Там на самом верху сидел мальчишка в длинной рубашонке, одной рукой держался за трубу – настоящую, из больших камней, скрепленных глиной, а другой, сцепив зубы, старательно выламывал эти булыжники и, злобно перекосив и без того жуткую харю, с наслаждением бросал вниз.
Олег сказал напряженно:
– Мне в самом деле чудится или…
– Не чудится, – бросил Мрак.
– Ты тоже заметил его рожу?
– Если уж ты да заметил!
Не останавливаясь, уже не глядя на другие хатки,
– Попросимся заночевать, – решил Мрак.
– Чую недоброе, – проговорил Олег.
– Да не трясись, – отмахнулся Мрак. – Мы, что ль, добрые?
За их спинами Таргитай вскрикнул возмущенно:
– Добрые!.. Даже ты… где-то очень глубоко… в чем-то да добрый… может быть… хоть на маковое зерно!..
Его не слушали, Мрак толкнул калитку. Дорожка, на которую чертополох лез с обеих сторон, привела к крыльцу. Перила слегка обгорели, будто их лизал огонь, но вовремя остановился. Дверь выглядела новенькой, с настоящей бронзовой ручкой, совсем уж дивное диво в лесной деревушке.
Сверху по соломе зашуршало. Рука Мрака ухватила Таргитая и заволокла на крыльцо, а в ступеньку бухнул увесистый булыжник размером с кулак Мрака. Мрак постучал, затем пнул, дверь распахнулась, а вторая, что вела в комнату, была открыта настежь.
В просторной комнате огрядная баба, стоя к ним задом, возилась у печи. В руках у нее явно был ухват, а когда развернулась, черные рога ухвата цепко зажали чугунок. Под крышкой булькало, выбивались запахи пшенной каши с салом.
– Доброго здоровья, – поприветствовался Мрак. Подумал и добавил с сомнением: – Добрым людям.
Баба, не отрывая от гостей взгляда, осторожно переставила горшок на середину стола, лишь тогда улыбнулась:
– И вам того же, странники.
Лицо у нее было доброе, некрасивое, но с теми черточками, что сразу распознаешь человека бесхитростного, простого, готового свое отдать, но никогда не брать чужого. Даже как стояла, рассматривала гостей, было видно простую натуру, не привыкшую хитрить, грести к себе.
– Доброго здоровья, – повторил Мрак. – А где ж хозяин?
Судя по виду избушки, здесь давно обходились без хозяина, но баба, к их удивлению, ответила без смущения:
– Хозяин отлучился. Недалеко здесь…
В ее голосе прозвучала заминка, Мрак сразу спросил понимающе:
– В корчму?
– Да, – вздохнула она. – Он у нас тихий, безответный… Да вы садитесь за стол! Как раз кашка поспела.
Олег покосился на Таргитая, тот вроде бы еще в корчму не просится, хотя, может быть, просто не пришло в голову, что там место всем тихим и безответным, а Мрак уже по-хозяйски перешагнул лавку, сел, положив локти на стол, спросил понимающе:
– Обижают?
– Еще как, – вздохнула она. Быстро сняла с мисника три тарелки, поглядела на гостей оценивающе, без сожаления поставила их обратно и вытащила большие миски. Да и то в ее глазах мелькнуло сожаление, что в доме не найдется трех тазиков. – Уж он и огород помогал соседям вскопать… и забор им чинил, денег дал на свадьбу ихней дочери… надо сказать, такую уродину никто бы не взял, если бы не доброе приданое… Так нет же, все им не так!
Олег и Таргитай вежливо сели, с наслаждением вдыхали запах горячей каши. Баба сняла крышку, ароматный пар вырвался душистым облаком, ударил в ноздри. Олег засопел, а Таргитай шумно сглотнул слюну.
Дверь скрипнула. Олег застыл с ложкой во рту, Мрак хмыкнул, только Таргитай во все глаза рассматривал странное существо. Оно возникло на пороге неожиданно, хотя такому обрубку лежать бы под крыльцом: голова почти квадратная, громадная, тельце худое, с огромным вздутым животом, ножки кривые.
Хозяйка сказала торопливо:
– Это наш сынок!
– А, – сказал Мрак, он продолжал мерно зачерпывать кашу, но глаза не отрывались от уродливого дитяти. Тот перехватил взгляд чужого человека, зло оскалился.
У Олега по коже побежали мурашки: зубы у ребенка были острые и совсем не человечьи, а как у большой хищной рыбы.
– Это он трубу ломал, – узнал Таргитай. – Он!
– Больно буйный, – заметил Мрак равнодушно.
Баба посмотрела пугливо, затравленно, словно зверек из темного угла, но голос незнакомца был ровный, без осуждения. Да и вид у него такой, что скажи, будто сам в детстве был тихим, можно привязывать камень к ногам и бросать в реку.
Она проговорила нерешительно:
– Да, люди жалуются…
– На такого малого? – удивился Мрак.
– Да им что, – вздохнула она еще горестнее. – Не понимают, дите малое… Оно ж еще не понимает, что хорошо, а что делать нельзя. Да и вообще он…
Она замялась, Мрак бухнул:
– Что?
– Немтырь он, – вздохнула женщина. – Не говорит, хотя уже пятый годок пошел…
Судя по виду Мрака, он явно усомнился, что дите малое, если вон какие булыжники летели с грохотом, сам видел, как малое дите швыряло даже за забор, явно метило в чужих собак.
– Люди злые, – согласился он, – только своих детей хвалят.
– Это точно, – согласилась она с живостью, – чего только от них не наслушаешься! И вежественные, и тихие, и старших чтут… А я вижу, какие они вежественные, если вчера вон камнями нищего гнали от своего дома!
Щеки порозовели, она словно распрямилась, равнодушие гостя к ее ребенку совсем не испугало и не огорчило, а совсем наоборот, она перевела дух с облегчением, но Олег, в отличие от оборотня, смотрел с интересом, всматривался в непомерно большую голову, широкий рот, толстый живот. Когда ребенок скорчил ему устрашающую гримасу, зубы показались чересчур длинными и острыми, а клыки размером с волчьи.