Трое (Из огня и крови)
Шрифт:
Поступай, как тебе заблагорассудится, подумал Хассан, но ради Бога решись на что-нибудь.
– Он родился в Лондоне, в Ист-Энде, – продолжал Эшфорд. – Его отец умер, когда он был еще подростком. Что относительно матери?
– По данным нашего досье, она тоже умерла.
– Ах вот как. Итак, он попал в армию в середине войны – 1943 году, насколько мне помнится. Во всяком случае, он успел принять участие в высадке на Сицилии. После того, когда была занята половина Италии, он попал в плен, точно не помню, в каком месте. Ходили слухи – не сомневаюсь, вы их тоже помните – что, будучи евреем, он подвергся особенно жестокому обращению в лагере. После войны он оказался здесь. Он…
– Сицилия, – прервал его Хассан.
– То есть?
– В его досье упоминается Сицилия. Предполагается, что он имел прямое отношение к похищению судна с грузом оружия. Наши люди купили его у шайки сицилийских уголовников.
– Если верить тому, что пишется в газетах, – сказал Эшфорд, – то на Сицилии есть только одно преступное сообщество.
– Наши люди подозревают, – добавил Хассан, – что захват судна произошел из-за подкупа сицилийцев, которые и дали наводку на него.
– Не в Сицилии ли он спас чью-то жизнь?
Хассан пытался вспомнить, о чем толкует Эшфорд. Он сдерживал нетерпение, думая: пусть трепется – авось что-то и прояснится.
– Он спас чью-то жизнь?
– Американца. Разве вы не помните? Я никогда не мог забыть. Дикштейн приводил этого человека сюда. Этакий грубоватый джи-ай. Он и рассказал мне эту историю, как раз в этом доме. Вроде мы что-то нащупали. Вы должны помнить этого человека: вы же были тут в этот день, разве не домните?
– Не берусь утверждать, что помню, – пробормотал Хассан. Он был смущен… скорее всего, он был на кухне, обольщая Эйлу.
– Это как-то… выбивалось из ряда, – тихо сказал Эшфорд. Он сидел, глядя на медленные струи воды; память его вернулась на двадцать лет назад, и лицо затуманилось грустью, когда он вспомнил свою жену. – Вот тут мы сидели, компания преподавателей и студентов, скорее всего, болтая то ли об атональной музыке, то ли об экзистенциализме, попивали шерри, и вдруг появился здоровый солдат, который начал рассказывать о снайперах, танках, о крови и смерти. По нам словно мороз прошел, поэтому я и помню все так ясно. Он рассказал, что его семья родом с Сицилии, и его родственники принимали Дикштейна после этой истории со спасением жизни. Вы сказали, что сицилийский клан дал Дикштейну наводку на судно с грузом оружия?
– Вполне возможно, вот и все.
– Может, ему не пришлось даже давать им взятку.
Хассан покачал головой. Все этой было информацией, самой обычной информацией, на детали и подробности которой Ростов постоянно обращал внимание – но что ему с ней делать?
– Пока я не вижу, какой толк для нас во всех этих воспоминаниях. Каким образом то давнее похищение Дикштейном оружия может быть связано с мафией?
– Мафия, – произнес Эшфорд. – Вот то слово, которое я постоянно искал. И звали того человека Кортоне, Тони Кортоне… нет. Ал Кортоне из Буффало. Говорю вам, мне запали в голову все детали!
– Но какая тут связь? – нетерпеливо спросил Хассан.
Эшфорд пожал плечами.
– Все очень просто. Дикштейн всего лишь использовал свою связь с Кортоне, чтобы выйти на сицилийскую мафию, которая и помогла ему совершить пиратский акт в Средиземном море… Люди, как вы знаете, нередко обращаются к опыту юности: вот он и может повторить снова то же самое.
Хассан начал кое-что понимать, и тогда перед ним забрезжила надежда. Дело было неопределенным; в основе его лежали всего лишь предположения, но оно имело смысл, что-то тут просматривалось и, вполне возможно, ему удастся опять выйти на Дикштейна.
Эшфорд явно был удовлетворен собой.
– Прекрасный образчик умозрительных размышлений – хотел бы я опубликовать их со своими примечаниями.
– Я поражен, – со всей силой страсти признался Ясиф Хассан. – Я просто поражен.
– Холодает, давайте вернемся в дом.
Когда они покидали сад, Хассан бегло подумал, что Ростовым ему явно не быть; но зато нашел Эшфорда в виде его заменителя. Может быть, к нему никогда больше не вернется его прежняя, полная гордости, независимость. Тут явно ощущался недостаток мужественности. Он подумал, неужели другие федаины чувствуют то же самое, и если да, то почему они столь кровожадны?
– Сложность в том, – заметил Эшфорд. – что я сомневаюсь в откровенности Кортоне, если даже он что-то знает.
– А вам он скажет?
– С чего ему откровенничать передо мной? Он вряд ли помнит меня. Правда, если бы Эйла была жива, она могла бы отправиться к нему, рассказать всю историю…
– М-да… – Хассану хотелось, чтобы имя Эйлы не всплывало в разговоре. – Я должен сам попытаться.
Они вошли в дом. Переступив порог кухни, они увидели Сузи и, глянув друг на друга, поняли, что нашли ответ на мучающую их проблему.
К тому времени, когда двое мужчин оказались в доме, Сузи почти убедила себя, что ей померещилось, когда в саду услышала разговор, якобы об убийстве Ната Дикштейна. Этого просто не могло быть… сад, речка, осеннее солнышко, профессор и его гость… нет, убийству тут совсем не могло быть места, и все это – чистый бред, как увидеть белого медведя в пустыне Сахара. Кроме того, существовало очень убедительное психологическое объяснение ее заблуждению: она собиралась рассказать отцу, что любит Дикштейна, и боялась его реакции – Фрейд, скорее всего, объяснил бы эту ситуацию тем, что подсознательно она опасалась, как бы отец не убил ее возлюбленного.
Поскольку она почти убедила себя в этом, она смогла широко улыбнуться и сказать:
– Кто хочет кофе? Я только что приготовила его.
Отец поцеловал ее в щеку.
– А, я и не подозревал, что ты вернулась, моя дорогая.
– Я только что вошла и уже подумывала пойти поискать тебя. – Почему я вру ему?
– Ты, должно быть, не знаешь Ясифа Хассана – он был одним из моих студентов, когда ты была совсем маленькой.
Хассан поцеловал ей руку и уставился на нее с выражением человека, когда-то знавшего Эйлу.