Трое против дебрей
Шрифт:
— Проволока, — повторял я. — Куда мы засунули про волоку?
— Она здесь под сиденьем. — И Лилиан протянула мне проволоку.
— Пассатижи, — захныкал я. — Ну куда же мы могли деть пассатижи?
— Конечно, они у тебя в кармане, — засмеялась Лилиан. Я взял проволоку и в течение десяти минут упорно итерпеливо трудился над починкой колеса.
Когда я, наконец, сделал все, что можно сделать при помощи проволоки, я покосился на солнце и сказал:
— За пару миль отсюда есть озеро, где можно заночевать. Там мы сможем снять колесо с втулки и опустить его в воду на всю ночь. Деревянное колесо разбухнет и будет плотно прилегать к шине. И пока не высохнет, оно будет работать как новое.
Озеро было более мили
— Мы расположимся там на подветренном месте. Как только сядет солнце, миллионы комаров поднимутся с болота, но, если мы разобьем палатку на этом месте, ветер отгонит их от нас. Если ветер стихнет, нам придется разжечь дымокур и поддержи вать его всю ночь, чтобы дым отгонял насекомых. Иначе мы не очень-то уснем.
Весна была поздней, и май оказался холодным. В лесу еще не разрослись чина и вика [9] . Мы думали начать постройку хижины в середине мая, чтобы она была хоть частично пригодна для жилья к началу июня, когда застоявшийся ручей и заводь покроются миллионами комаров. Однако из-за холодной поздней весны мы застряли у Риск-Крика. Там мы переждали, пока по теплеет и в лесу появится достаточное количество зеленого корма для лошадей.
С наступлением июня погода изменилась. Отступили ночные заморозки, и воздух стал теплым и влажным. Замшелая почва лесов была еще сырой от зимнего снега. Чина, вика, водосбор, кипрей и болотные лилии, цепляясь за деревья, жадно тянулись к солнцу, по которому они так соскучились в эту весну.
9
Два рода бобовых растений.
Из мхов появились не только растения — это была пора комаров и слепней. В течение последующих двух месяцев огром ные массы жаждущих крови насекомых оспаривали друг у друга право быть там, где появлялся хоть малейший след человека или какого-либо еще живого существа. И нам надо было научиться их терпеть, если мы хотели сами стать частицей окружавшей нас дикой природы.
На мысе ветер с озера отгонял комаров, летевших с болот. Когда мы добрались до края озера, я снял упряжь с лошадей, стреножил их и отпустил пастись на воле. Затем вытащил палатку и поставил ее около фургона. Пока Лилиан готовила ужин, я поднял на домкрате фургон, снял неисправное колесо, скатил его в воду, и оно опустилось на дно.
В фургоне были все наши пожитки, но, если бы мы захотели продать его содержимое, то хотя он был нагружен доверху, мы получили бы за него не больше трех сотен долларов. Там была провизия, одеяла, палатки, горшки и кастрюли, топоры и тесла, молотки и подковы, пилы и гвозди, ружья и капканы, плита для готовки и обогреватель. Все это множество нужных нам вещей, которые мы больше двух лет готовили для поездки, полностью заполняло фургон. Большая часть инструментов была подержанной. Но там, у истоков ручья Мелдрам, на двадцать пять миль северней ближайшего торгового пункта и более чем за семьдесят миль от ближайшей железной дороги, ценность этих инструментов вряд ли могла быть выражена в долларах и центах.
Винтовка в футляре из оленьей кожи была пропуском, открывавшим нам путь к запасам мяса, когда я мог выкроить какое-то время для охоты. Топоры и тесла, гвозди и пилы были незаменимыми инструментами для постройки хижины.
Там, куда мы направлялись, нас не ждали соседи, у которых можно было бы одолжить предметы домашнего обихода. Бли жайшее жилье находилось на расстоянии полусотни миль, и, чтобы добраться туда, нужна была верховая лошадь или повозка. К тому же, если бы какой-нибудь из наших драгоценных инструментов испортился или потерялся, мы не смогли бы купить новый, так как у нас почти не было денег. Покупка предметов первой необходимости почти полностью истощила наш кошелек. Когда я отдал его на хранение Лилиан, там было всего лишь тридцать долларов и несколько центов, и неизвестно было, сколько времени нам придётся довольствоваться этой скудной суммой и когда у нас заведутся еще какие-нибудь деньги.
Пока мы обсуждали финансовые вопросы, колеса фургона стукались о встречные камни и корни, и каждый толчок уносил нас все дальше от Риск-Крика, приближая к цели нашего пу тешествия.
— Если исключить возможность, что кто-то из нас заболеет или случится еще какая-нибудь беда, — сказал я, — этих денег хватит нам до осени. Там, где мы будем жить, деньги вряд ли понадобятся. К первому ноября у нас будет изба, сарай и сено, заготовленное на зиму лошадям.
Лилиан переменила позу и уперлась ступней левой ноги о конец ящика под сиденьем.
— У меня начинает побаливать бедро, — пожаловалась она. И, немного подумав, сказала: — Эрик, я уверена, что мы пробьем ся. Похоже, — продолжала она после краткой паузы, — что пройдет немало времени прежде чем в наш капкан попадет что-нибудь, кроме койотов [10] .
— Возможно, что три или четыре года, — ответил я.
Хотя в результате поднявшегося спроса на меха были истреб лены бобры, а это в свою очередь привело к исчезновению других пушных зверей, но койоты сохранились. Капканы и западни, винтовки и охотничьи собаки — все теперь использовали в погоне за шелковистыми серыми шкурками койотов как белые, так и индейцы. Конечно, это после того как шкурками заинтересовались торговцы. До этого в лесах было так много более ценных пушных зверей, что за койота давали лишь те два доллара, которые правительство платило за его скальп. Но с тех пор как положение изменилось, на любом торговом пункте в обмен на первосортную шкуру можно было получить бакалейных и прочих товаров на восемь — десять долларов. И несмотря на то что все охотники и фермеры охотились здесь на койотов, они не исчезли из этого края.
10
Небольшой североамериканский волк.
В нашем фургоне было около сорока или пятидесяти хорошо налаженных капканов и сотня патронов для ружья. К концу октября койоты сменят свои жесткие летние космы и их шкурка станет первосортной.
Я рассчитывал расставить оснащенные капканы по первому но ябрьскому снегу. А до тех пор у нас не было никакой надежды пополнить скудное содержимое кошелька.
Наполнив ведра водой, я уложил около костра распиленные дрова и растянулся у огня головой к передней части фургона. Я видел, как Лилиан делает пресные лепешки и кладет их на сковородку у костра. Откуда-то с озера слышался тоскующий птичий крик, печальный, как песня об одиночестве. Возможно, что здесь, на расстоянии многих миль от населенных пунктов, остававшихся все дальше и дальше позади нас, кто-нибудь и почувствовал бы себя одиноким, но только не я.
Отдыхая, я прислушивался к перезвону колокольчиков на лошадях. С чувством удовлетворения и душевного покоя я на блюдал, как Лилиан готовит ужин. На следующий день нам предстояло добраться до истоков Мелдрам-Крика, перебраться на другую сторону и немного спуститься вниз по ручью. К концу дня мы рассчитывали быть дома. Хотя этот предпо лагаемый дом и представлял собой лишь разбитую в тени деревьев палатку размером десять на двенадцать футов, все равно это был наш дом: ведь я знал, что там у меня будут Лилиан и Визи и сто пятьдесят тысяч акров нетронутой природы. А раз мы трое собирались делить свою судьбу в этой глуши, об одиночестве не могло быть и речи. В этом я был полностью уверен.