Трое против Зоны
Шрифт:
Мы шагали по колено в тумане. Сквозь серую пелену едва просвечивала мокрая трава. Наемник беспокоился все сильнее.
– Слышь, мы туда вообще идем?
– Все правильно, – успокоил я его. – Ты, главное, ровно за мной иди, не сворачивай.
Он поежился, повертел головой. Слева и справа возвышались гладкие зеленые склоны. Мы петляли между холмами, если бы не компас, я бы уже давно потерял направление.
Шагавший сзади Шнобель как-то по-детски подергал меня за рукав:
– Я совершенно уверен, что мы сбились с дороги. Нам туда не надо, нам явно
Я его очень понимал, самому приходилось тяжело. В голове с каждым шагом шумело все сильнее, стрелка и буквы на циферблате компаса расплывались, двоились, появлялись и исчезали. И желание свернуть, обойти, а лучше – развернуться и бежать отсюда – одолевало со страшной силой, росло с каждым шагом.
А Шнобель, похныкав, начал злиться:
– Куда ты меня завел, гад? А ну быстро топаем назад! Быстро, кому сказал!
По интонации было ясно, что он схватился за оружие. В таком неуравновешенном состоянии он запросто мог выстрелить, так что я прикрикнул:
– Не дури! Почти пришли, сейчас увидишь.
А сам в компас уставился, чтобы не сбиться. Здесь это раз плюнуть.
Холмы стали ниже, затем расступились – и мы вышли к самой Туманной Пади.
– И что я должен увидеть? – спросил наемник, подозрительно вертя головой и невольно пятясь.
– Избушку видишь?
– На курьих ножках, что ли? Нет, а должен?
– Давай за мной, – напомнил я, потому что Шнобель маленькими шажками, медленно, но верно двигался обратно в холмы.
Подгоняя наемника, я подбадривал и себя. Давно не был здесь без защиты и подзабыл уже, как мозги крутит. Смотреть вперед даже не пытался, иногда только бросал взгляды искоса, повернув голову боком.
Домик вынырнул из-за тумана внезапно. И дело было, конечно, не в тумане.
– Эй, что это?! – Шнобель от неожиданности схватился за автомат.
– Тихо, тихо, – успокоил я его. – Пришли, считай.
– Да это ж не база! Развалюха какая-то, небось и не жилая…
Покосившаяся избушка стояла в густых кустах малины, которые выросли под самые окна. Бревенчатые стены поросли клочками мха. Подходя к невысокому, на три ступеньки, крыльцу, я прищурился. Подозвал Шнобеля:
– Встань сюда. Повернись лицом к двери, а сам краем глаза посмотри дальше, за дом. Да не таращься! Искоса глянь, будто и не туда смотришь, а на дверь. Ну, разглядел?
– Ух ты ж, твою мать! – воскликнул наемник, последовав моим наставлениям. – Это и есть «Березки», да?
За избушкой метров на пятьсот простиралось ровное поле, за которым земля довольно резко уходила вниз, образуя широкую и длинную лощину – ту самую Туманную Падь. По склонам Падь заросла елками, их вершины торчали на краю поля, словно живая изгородь. И дальше, за деревьями, виднелся блестевший под лучами заходящего солнца купол.
В центре его торчала едва различимая антенна, на вершине которой мерцал алый сгусток. Я прищурился, глядя на него.
Это был пси-артефакт «Сглаз» – он генерировал излучение, вызывающее непреодолимое желание убраться куда подальше и все те неприятные
Дверь избушки, перед которой мы остановились, внезапно распахнулась. На пороге стоял крепкий старик в камуфляже. На голову, поверх короткого ершика седых волос, была натянута металлическая крупноячеистая сетка. У старика был только один глаз – другой давно вытек, веки стягивал неровный шов.
– Кто это тут пожаловал?.. А, Химик! Давненько тебя не было видно, совсем забыл старика. Кто тут с тобой? Пригоршня, что с твоим носом? И вроде ты постарше стал?
Он пронзительно взглянул на наемника.
Я скинул рюкзак.
– Привет, Дед. Это Шнобель.
– Сменил напарника?
Шнобель бросил на меня предостерегающий взгляд, совершенно излишний.
– Пригоршня не смог прийти, – сказал я. – Пустишь? Ох и долго мы до вас добирались. И трудно.
Старик еще посверлил Шнобеля единственным глазом, после чего посторонился.
– Поздновато вы, – сказал он, закрывая за нами дверь. Голос у него был низкий и скрипучий. Дед повредил голосовые связки в той же заварушке, где потерял глаз. – Теперь только завтра пущу на базу.
Я втащил порядком осточертевший рюкзак на середину небольшой комнаты, довольно, надо сказать, уютной. В одном углу стояла небольшая, сложенная из красного кирпича печь, в темном зеве печи мерцали угли. Напротив, у глухой стены, располагалась аккуратно заправленная кровать. Под окном был стол, под салфеткой явно скрывались остатки ужина. На подоконнике стояли горшки с цветами – невинное хобби спецназовца на пенсии.
– Рабочий день еще не закончился, успеем, – заявил я. – Ты, главное, позвони, Дед. У меня такой товар…
Шнобель топтался у двери, не участвуя в разговоре. Хозяин избушки, заметно прихрамывая, прошел к лавке у стола, сел, отставив не гнущуюся в колене ногу.
– Ишь ты, шустрый какой, – проскрипел он. – Авось подождет до утра твой товар. Садитесь лучше, картошка еще теплая. Огурчиков достану…
Наемник оживился, но я не поддался соблазну, помня про моего друга, оставшегося в лапах Дядиной бригады. Они сейчас остановились лагерем в лесу неподалеку от холмов и ждут условленного часа, чтобы ворваться на базу.
– Телефон доставай, – напирал я на старика.
– Поздно, – упорствовал Дед. Сунув руку под салфетку, вытащил картофелину в мундире, надкусил. – Мне потом выговор будет, почему, мол, на ночь глядя шушеру всякую сталкерскую пускаю.
– На этот раз тебе премию выпишут, точно говорю, – я похлопал по боку рюкзака. – Звони давай.
Старик вздохнул, положил картофелину на стол, вытер руки о салфетку.
– Вот настырная молодежь пошла, никакого уважения к возрасту…
Он поднялся, опершись широкой морщинистой ладонью о стол, и захромал к печке. Весь его вид говорил при этом, что на молодежь он плевал с высокой колокольни и в случае прямого столкновения задал бы нам жару.