Трое против Зоны
Шрифт:
Шнобель тоже заметил главаря.
– Заплатили, – удовлетворенно отметил он.
Между главарем наемников и Брежневым завязался оживленный разговор. Шнобель, подумав, решился все-таки ввести нас в лабораторию. Мы не сопротивлялись, мне так, несмотря на отходняк и накатившую вялость, хотелось узнать, кто этот Дядя и, в частности, – что он задумал. Когда находишься в плену у маньяка – а у него в башке явно шарики с роликами поссорились, – последнее особенно актуально.
Пригоршня, хоть и продолжал бурчать себе под нос, с любопытством начал крутить
Помещение было довольно большим, с высоким потолком. Стены белые, под потолком ярко горят десять люминесцентных трубок. Пол выложен белой матовой плиткой, отчего лаборатория немного напоминала операционную. Да еще эти приборы…
Вошел Брежнев, шаги его гулко отозвались в полупустом помещении.
Шнобель оглядывался с не меньшим интересом, чем мы. Внимание его привлекли шкафы с артефактами вдоль правой стены. Из одного такого я унес ночью «правдоруб». Почитав названия, наемник протянул уважительно:
– Прямо музей, да, парни?
Дядя обернулся на голос:
– Это еще кто?
– Человеческий материал, – успокоил Брежнев. – Для тестов.
– А, сталкеры? Ну хорошо. – Дядя метнул на нас недовольный взгляд из-под бровей. – Можно было и не тащить сюда.
– Материал?! – возмутился Пригоршня. – Что еще за тесты вы тут устраивать собираетесь на людях, франкенштейны хреновы?
Дядя поморщился.
– Кого, может быть, и стоило пригласить, так это моих научных оппонентов, – сказал он. – Но так как интерес у меня уже не научный, а личный… – он снова хихикнул и морщинистой ладонью провел по блестящей поверхности саркофага. Женщина внутри безмятежно спала, повиснув в толще прозрачного геля, приборы отмечали равномерное биение сердца, прочие показатели жизнедеятельности тоже были в норме, как я мог судить.
– Кто вы и что собираетесь делать? – резко спросил я, понимая, что другого шанса узнать, скорее всего, не будет. Дядя опять поморщился.
– Не стоило их тащить в лабораторию, – пробормотал он. – Вытащи-ка мониторы, голубчик, – обратился он к Брежневу.
Тот бросился выполнять просьбу. В присутствии Дяди он сильно изменился. С охранниками и наемниками Брежнев был резкий, уверенный в себе начальник. Возле Дяди он стал спокойней, движения более плавные, вообще вся фигура его излучала почтительность вплоть до угодливости какой-то. Мне стало противно.
Брежнев выкатил из угла стол на колесиках, с компьютером и двумя большими мониторами, подтащил к саркофагу и вытянулся рядом, готовый к новым приказам. У него было лицо… ну да, подумал я, лицо новообращенного адепта. Глубоко верующего фанатика. Дядя потирал ладони, приглаживал растрепанные волосы вокруг плеши, но от его неровных движений жидкая шевелюра только больше топорщилась. На мониторах отражалась карта Зоны – по которой плавно перетекали какие-то разноцветные овалы. Вроде как иногда изображают атмосферные фронты в прогнозе погоды.
– Где же вы, Татьяна Васильевна, притаились? – пробормотал Дядя,
– Вы ученый, – громко сказал я. – Работали тут, на базе. Над чем вы работали?
Дядя оглянулся с досадой, он уже и забыл, что мы тоже присутствуем в лаборатории.
– Мы изучали природу Зоны, – с возбужденным блеском в глазах отозвался он.
– Много узнали? – вмешался Пригоршня.
Дядя опять поморщился.
– Что с вами говорить, – так же досадливо отмахнулся он.
– Нет, отчего же, – напирал Никита. – Вот, к примеру, есть байка, будто природа на людей обиделась и создала Зону. Вы как, верите в это? Химик говорит, что ерунда.
Я хотел одернуть Пригоршню: его выступления были тут неуместными. Но напарник случайно выбрал верный тон – Дядя разозлился.
– Байка? Дурак твой Химик! – ученый мазнул по мне презрительным взглядом. – Это уже доказано! Вернее, – поправился он, – насчет «обиделась», конечно, слишком ненаучно. Но наши исследования показали, что у Зоны есть зачаток сознания. И ею можно управлять!
Истина смутно забрезжила у меня в мозгу.
– Так значит, Дядя…
На этот раз он скривился, будто укусил лимон.
– Этот ваш невежда Валерьян с привычкой раздавать «кликухи позорные»… Дядьев я.
– Никодим Николаевич, – подсказал Брежнев. Дядя кивнул.
– Значит, вы нашли способ подключаться к самой Зоне? – продолжал я. – Через этот саркофаг?
– Иртеньевой просто повезло, что она оказалась внутри эксперимента в момент контакта, – опять скривился Дядя и с ненавистью глянул на саркофаг. – На ее месте должен был быть я!
– Погодь, Химик, ты о чем? Притормози, я не успеваю!
Шнобель крутил головой, переводя взгляд с меня на Дядю и обратно:
– Ты хочешь сказать, лохматая башка, что все те клятые странности по дороге – ее рук дело?
– Не рук, конечно, только не рук! – Дядя пнул саркофаг. Тело женщины чуть заметно колыхнулось в геле, но показания приборов не изменились. – Это все сознание. Сознание первично!
– Кома? – уточнил я.
Дядины пальцы скрючились, словно вонзаясь в чью-то беззащитную плоть.
– Эта заносчивая дура отключилась, и из-за нее остановили все опыты. Я спорил, я доказывал, я предлагал себя… но Ученый совет отказал. Надутые индюки! – Дядя задохнулся от злости. – Но теперь-то я возьму реванш. – Он повернулся к Брежневу: – Отключайте, голубчик.
Пригоршня повернулся ко мне:
– Хоть ты мне объясни, Химик, что произошло? Я что-то не совсем въехал.
– Знаешь, Никита, лучше бы ты и дальше не въезжал, – мрачно сказал я. – Этот маньяк… короче, изучая Зону, они нашли у нее зачатки сознания. Эта женщина, которую ты видишь в стеклянном гробу, подключилась к сознанию Зоны. Теперь она… ну, вроде как и есть сама Зона. И может управлять Зоной. Помнишь, как нас по Помойке водило, как на нас мутанты напали в Гнилом болоте, и другое все? Глаза пустые у псов, крыс и верлиоки?