Трое с площади Карронад
Шрифт:
— Я против!
Конечно, к нему обернулись все разом. И конечно, Елизавета Дмитриевна возмутилась:
— Ты, по-моему, не в совете! И вообще, ты, кажется, новичок!
— Вы тоже не в совете, — осторожно сказал Славка.
— А ты нахал. Как твоя фамилия?
— Семибратов, — сказал Славка и посмотрел на Селя. Они встретились взглядами лишь на секунду, но Славка все равно успел заметить: «Спасибо».
И спасибо не за то, что против выговора. Выговор-ерунда. Все понимают, что скоро
— Дело не в том, кто в совете, а кто нет, — сказал Славка, — дело в том, что баркентину снести не могло.
— Почему не могло? — быстро спросил восьмиклассник. Славка торопливо выбрался из-за столика, зацепил его и чуть не опрокинул. Подошел к столу с картоном.
— Вот смотрите, — волнуясь, начал он. — Если ветер отсюда, а баркентина стоит носом к выходу из бухты, тогда стаксель закреплен на левый галс. Когда судно увалится, галс все равно останется левый… Если и снесло бы, то сюда, в конец бухты.
— А там, — сказала Елизавета Дмитриевна, — у самого берега чернореченский Дом пионеров.
— Да, — согласился Сель, — Они как раз просили «Сатурн», чтобы сделать морской клуб.
— Но туда тоже не снесло бы, — сказал Славка. — Потому что вот… — Он быстро, несколькими взмахами нарисовал баркентину — вид сверху — и от стакселя прочертил длинную стрелу. — Ветер сюда. Дрейфа почти нет, потому что курс-полный бакштаг. С таким маленьким парусом баркентина только полным курсом и пошла бы. Он же всего вот какой…
Славка перевернул картон и нарисовал теперь баркентину, стоящую к зрителям бортом. И впереди фок-мачты, над носовой палубой — белый треугольничек. Стаксель, сделанный из паруса яхты.
Никто не перебивал Славку. А когда он кончил, все пошло очень быстро. Даже неправдоподобно быстро. Председатель совета дружины серьезно сказал:
— Это довольно убедительно. Видимо, человек разбирается… Тогда что? Тогда я предлагаю объявить Селю не выговор, а порицание. Кто «за»? Все «за». Переходим к следующему вопросу. Кто не член совета, тот… спасибо, может идти домой.
Сель пошел первый. Он сделал налево кругом и зашагал к двери. Мимо безмолвно негодующей Елизаветы Дмитриевны.
«Оглянись, — подумал Славка, — ну, пожалуйста, оглянись!»
Сель обернулся. То ли просто так, то ли молча позвал Славку за собой. И вышел.
Славка торопливо шагнул за ним.
— Семибратов, а заметка?
Славка сунул вожатой листок и выскочил в коридор.
«Только бы он не ушел! Только бы не ушел!»
Мы одной крови
Сель не ушел. Он поставил ногу на батарею отопления и, кажется, возился с пряжкой сандалии. Он глянул на Славку зеленоватыми с искорками глазами, подергал
— Растянулся. Хлябает и хлябает, просто невозможно ходить.
Славка остановился рядом. Очень внимательно, словно от этого зависела чья-то судьба, он осмотрел ремешок и пряжку.
— Надо новую дырку проколоть.
— Так нечем же, — объяснил Сель почти обрадованно.
Славка сдернул с себя кожаный поясок. Там у пряжки был шпенек с довольно острым концом.
— Давай, — сказал Славка.
Сель снял сандалетку. Славка положил ее на подоконник и начал сверлить в ремешке отверстие. Сель нагнулся рядом и тихо дышал у Славкиной щеки.
— Тупой, не берет… — пробормотал Славка.
— Ну, тогда не надо. Я дома шилом…
— Подожди, я еще… Вот, пошла… Слушай, а где стоит этот «Сатурн»? Я парусных судов наяву еще не видел…
— У станции Черная Речка. Разве ты там не бывал?
— Я еще нигде почти не бывал… Я неделю назад приехал… Вот, готово! На.
— Спасибо. — Сель встал на колено и застегнул пряжку. — В самый раз…
(А было не в самый раз. Туговато было. Славка это видел.)
Славка, стоя над Селем, спросил:
— Я еще хотел узнать… Разве бегучий такелаж на «Сатурне» сохранился?
— Нет, конечно. Все сгнило или растащили.
— А как ты поднял стаксель? Откуда взялся фал?
Сель встал. У него странные сделались глаза: и виноватые, и обрадованные.
— Кроме тебя, никто про это спросить не догадался… Ты никому не говори, ладно?
— Честное слово, — быстро сказал Славка.
— У меня свой фал был. Капроновая веревка…
— Значит, до марсовой площадки лазил? — тихо спросил Славка. — Иначе же не продернуть.
Сель опустил голову и шевельнул плечом. Словно хотел сказать: «А что было делать?»
Славка представил, как это было. Ветер шесть баллов — натянутые тросы гудят, а обрывки хлещут по мачте. Высота — с пятиэтажный дом. Темно. Под ногами гнилые выбленки — ступеньки, привязанные к вантам…
— Жутковато, наверно… — тихо сказал он.
Сель вдруг улыбнулся:
— Ветер свистит, а я — гордый и бесстрашный — устремляюсь вверх, прямо к звездам!.. И на каждой выбленке шепчу «мамочка».
Они со Славкой засмеялись. И были они уже не просто Славка Семибратов и Тимка Сель. Кажется, что-то уже связало их. Чуть-чуть.
Сель перестал смеяться и сказал:
— Обидно только, что все зря…
— Не зря! — вырвалось у Славки, и он смутился. И начал суетливо продергивать в петли поясок.