Трое шведских горных мужчин

Голд Лили

— Господи, блять, боже.

Я закрываю глаза, слезы текут по моим щекам. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что сказать. Я не могу объяснить, что произошло, не рассказав ему всей истории. И тогда он, возможно, увидит видео. Я скорее умру, чем позволю ему увидеть это видео.

— Перестань плакать, — рявкает он, выпрямляясь. Он возвышается надо мной. Такое чувство, словно он заполняет всю комнату своей холодной яростью. — Кто ты такая? Почему ты здесь? Какого хрена

ты сюда приехала? Заставляешь нас всех заботиться о тебе, когда все что рассказываешь нам является ложью?

Я тянусь к нему.

— Ривен, мне так жаль… Пожалуйста, позволь мне объяснить…

— Нет. — Он отдергивает руку. — Я не хочу, чтобы ты что-то объясняла. Я не хочу слышать твои оправдания.

— Но…

— НЕТ! — Он рычит, и я в ужасе отшатываюсь, когда его голос эхом разносится по гостиной. — Ты лгала мне все это время! Я не хочу больше слушать твою ложь!

Я закрываю рот. Рив никогда раньше не кричал на меня. Я даже не думала, что он так может. Но теперь спокойного, мягкого доктора нет, и я его больше не узнаю.

Он на мгновение замолкает, его грудь тяжело вздымается. Затем он поворачивается и направляется к столу, открывая свой ноутбук.

Страх пронизывает меня насквозь.

— Нет. Пожалуйста, не гугли меня.

Он игнорирует меня. Я хватаю его за руку, пытаясь оттащить от ноутбука.

— Ривен, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, если ты вообще заботишься обо мне, не гугли меня. ПОЖАЛУЙСТА!

Он стряхивает меня с себя.

— Мне нужно знать, кого, черт возьми, я держал в своем доме все это время. Я хочу знать, кого я впускал в свою постель каждую ночь. Ты преступница? У тебя проблемы с полицией?

— Нет, я…

— Тогда почему тебя волнует, что я ищу твое имя? — Он открывает браузер.

Страх пронзает меня насквозь. Я не могу остановить его. Он собирается посмотреть видео.

Он собирается посмотреть видео.

Я должна выбраться отсюда. Я не могу быть здесь, пока он будет смотреть то видео. Я не могу.

Я почти не думаю, когда бегу в свою комнату. Я игнорирую свой чемодан. Меня он не волнует. Мне просто нужно выбраться отсюда. Я едва могу дышать. Я надеваю запасной свитер и вторую пару носков, затем вырываю страницу из своего альбома для рисования и быстро пишу записку. В коридоре Ривен лает что-то, чего я не понимаю. Я подпрыгиваю, сердце бешено колотится.

— Илай, — рычит он. Слышится шипение рации.

Черт. Должно быть, он говорит остальным, чтобы они возвращались. Я проношусь через гостиную, хватаю бумажник и натягиваю пару снегоступов, закутываясь в пальто. Когда я толкаю входную дверь, мне приходится на несколько секунд прислониться к стене. Я чувствую слабость. Моя грудь горит. По моему лицу катятся слезы.

Снег повалил сильнее, чем сегодня утром, но идти через него будет приятно. Ривен был здесь час назад. Все, что мне нужно сделать, это добраться до деревни,

тогда я смогу найти место, где можно остановиться, пока погода не прояснится. Я могу взять свою машину, уехать в какой-нибудь новый город и забыть обо всем, что когда-либо происходило.

Я отталкиваюсь от стены и начинаю пробираться сквозь снег. Я больше не могу находиться с ним в этом доме. Я не могу просто сидеть там, пока он смотрит то видео со мной. Даже мысль об этом заставляет мои легкие сжаться, а желудок перевернуться.

Мое зрение начинает темнеть. Огромные замороженные хлопья щиплют мои глаза и щеки. Я проглатываю рыдание, пробираясь вперед.

Боже мой. Я снова совсем одна.

ГЛАВА 25

ИЛАЙ

Мы с Коулом вытаскиваем лосиную шкуру из машины, затем я отступаю, пока мужчина отсчитывает деньги. Он один из наших постоянных клиентов, саамский мастер, который делает одежду из кожи. Несколько дней назад Коула вызвали на место происшествия, и теперь шкуре найдется хорошее применение.

Я скрещиваю руки на груди. Я замерзаю. Снег теперь идет гораздо гуще, и ветер становится все более неприятным.

Коул завершает продажу. Мужчина благодарит нас, затем смотрит на небо.

— Вам нужно ехать домой, — мрачно говорит он. — Еще немного и дороги перестанут быть безопасными.

Мы оба киваем. Совершенно очевидно, что шторм, который вот-вот разразится, будет очень сильным.

— Нам придется закончить после того, как сойдет снег, — перекрикивает ветер Коул, когда мы возвращаемся к машине. Я киваю, слишком замерзший, чтобы говорить, и проскальзываю внутрь, захлопывая дверь. И тут же я замечаю отчаянный звуковой сигнал. Рация, которая установлена у нас на приборной панели, начинает барахлить. Я поднимаю его.

— Эй..

Голос Ривена рявкает на другом конце линии.

— Возвращайтесь домой. Сейчас же.

— Я знаю, я знаю. Мы не попадем в шторм. — Коул заводит двигатель, и мы выезжаем на дорогу задним ходом. — Мы уже едем обратно.

— Меня не волнует этот чертов шторм, — выплевывает он. Я хмурюсь, садясь ровнее. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как я слышал, чтобы Ривен звучал так разъяренно. Он всегда держит себя в руках в критической ситуации. А это значит, что все, что-то не так, должно быть очень и очень не так.

— Воу, чувак, — говорю я беспечно. — Спасибо за заботу о нашей безопасности. На секунду мне показалось, что тебе не все равно.

Он делает глубокий вдох.

— Это касается Дэйзи.

Коул резко оглядывается.

— Что насчет нее? — спрашивает он, повышая голос. — С ней все в порядке? Что-то случилось? — Он слегка жмет на газ, набирая скорость.

— Она лгала нам.

— О чем?

— Обо всем. — Мы сворачиваем с дороги, въезжаем в лес, и рация потрескивает у меня в руке, когда мы теряем связь. Я смотрю на небо. Темнеет тревожно быстро.