Трое сыщиков, не считая женщины
Шрифт:
Поздоровавшись, Турецкий спросил:
— Андрей Владиславович, вы сами подозреваете кого-нибудь в покушении?
— Лежу, мучаюсь в догадках и ни на ком не могу остановиться.
— Тогда, чтобы не тратить время, я сразу возьму быка за рога. На данный момент у следствия существуют три основные версии. Во-первых, говорят, в армии вы были излишне принципиальны и не прощали подчиненным никаких прегрешений. Что бы вам ни сулили, доводили дело до суда.
— Трудно представить излишнюю принципиальность. Я не стриг всех под одну гребенку. Порой попадались отъявленные мерзавцы. Но чтобы схватиться за
Свентицкий говорил медленно и тихо.
— Хорошо, если это окажется ложный след. Все же таких, пострадавших от вашей принципиальности, придется проверить. Вторую версию подсказал ваш помощник полковник Шапорин, с которым мы встречались. Она связана с помещением для фонда «Рукопожатие».
— Это более вероятно.
— Нужно будет припомнить фамилии людей, с которыми вы сталкивались на этой почве. Не сейчас, — остановил раненого Александр Борисович, заметив, что тот приготовился говорить. — Через день-другой к вам зайдут сыщики из нашей бригады, им и расскажете. Меня же интересует третья версия, которую поручено разрабатывать мне. В вашей домашней коллекции старинных вещей имеется церковная чаша — потир.
— Есть такая, — подтвердил Свентицкий.
— Не сомневаюсь, что к вам она попала самым обычным путем.
— Купил.
— Я так и думал. Однако дело в том, что этот потир украден из Челноковского краеведческого музея. Сейчас вокруг подобных грабежей поднялся настоящий бум.
— Видимо, с Эрмитажа началось.
— Да. Теперь все музеи надеются на возврат похищенных экспонатов. Новые хозяева станут возвращать сомнительные приобретения, и, безусловно, милиция сможет по цепочке установить грабителей. Им светят немалые сроки. Они могут предупредить события — убрать людей, способных дать информацию.
— Я могу только сказать, у кого купил. Я понятия не имел, что потир краденый.
— Это само собой. Где вы его купили?
— В Самаре, когда там служил. У некоего Сергея Ивановича, кажется, его фамилия Козорезов.
— Он где работал?
— Пенсионер. Я познакомился с ним в антикварном магазине. Знаете, как это случается? Я что-то спрашивал у продавца, он случайно услышал, подошел, мы разговорились. Так и познакомились.
— В принципе, чужие разговоры случайно слышат только в детективных романах. Когда он продал вам потир?
— Незадолго до моего отъезда из Самары. Примерно три года назад.
— Он знал, что вы собираетесь переезжать в другой город?
— Кажется, я ему говорил.
— То есть секрета из своего отъезда не делали?
— Это не военная тайна, — улыбнулся генерал.
— Вы его адрес знаете? — Турецкий уже почувствовал, как его охватывает следовательский зуд — любимое, ни с чем не сравнимое состояние.
— Только телефон. Он где-то в микрорайоне живет. Я у него дома никогда не был.
— А телефон?
— Наизусть не помню. Дома есть, в записной книжке. Жена вам покажет.
— Иногда сложно разобраться в чужой записной книжке.
— Тут будет легко. Почерк у меня, скажу без ложной скромности, хороший, разборчивый. Книжки всегда лежат в одном месте. Найдет.
Глава 12 СЫЩИКИ НА РАСПУТЬЕ
— Повторяю свой вопрос, — строго сказала женщина, не дождавшись от Павла ответа. —
— Нет, нет и еще раз нет! — с надрывом выкрикнул сержант.
Его отчаяние ни в коей мере не смутило старшего лейтенанта. Женщина была по-прежнему спокойна:
— Вы можете описать внешность человека, стрелявшего в генерала Свентицкого?
— Я уже рассказывал об этом на допросе.
— Ничего страшного, если еще раз повторите.
— Зачем?
— Это важно.
Они сидели уже почти час. Старший лейтенант явно не рассчитывала, что сеанс займет так много времени. Она то поглядывала на экран осциллографа, то перелистывала какой-то пухлый справочник с таблицами, то что-то записывала в блокнот с разграфленными листами. Ее удрученный вид ясней ясного говорил, что сегодня попался крепкий орешек. Впервые за полгода интенсивной работы с допрашиваемыми полиграф выдавал такие замысловатые показания. Получалась одна характеристика с противоположными оценками. Это противоречило элементарной логике. Такие сумбурные выводы можно ожидать от человека, но уж никак не от беспристрастного аппарата.
— Все произошло настолько быстро, что я почти не успел его рассмотреть. Высокий и худой мужчина. Одет, как все работяги, в брюки и куртку. Сначала он бросил каску, потом скинул на ходу куртку. Что я еще могу сказать?
— Какого цвета у него волосы?
— Темные. Только не брюнет — шатен.
— Вы пишете стихи?
— Пишу.
— Часто?
— Редко.
— Кому-нибудь их показываете?
— Знакомым.
— В редакции их посылали?
— Нет.
— На что вы собирались потратить деньги, полученные за заказное убийство?
Алферов, опустив глаза, молчал. После паузы женщина задала следующий вопрос:
— Где вы были вчера ночью?
— Я не понимаю, к чему эти вопросы! — истошно закричал он. — Что вы хотите, чтобы я сказал?! К чему клоните?! Чего вы добиваетесь?!
С перекошенным от злости лицом Алферов принялся срывать с себя провода.
Плетнев и Щеткин хотели зайти к раненому вдвоем, однако врач не разрешил:
— Это только кажется, что присутствие лишнего человека не помешает. Даже если один из вас будет молчать, он все равно поневоле будет привлекать внимание генерала, а для него даже такой пустяк сейчас нагрузка, вдруг он перевозбудится. Я бы не хотел рисковать. Пускай один зайдет и задаст все вопросы или оставит часть на другой день.
— Лучше сразу узнай все, — сказал Петру Плетнев. Ему не терпелось начать разрабатывать свою «делянку», связанную с помещением на Новокузнецкой улице.
— Постараюсь, — ответил Щеткин.
За прошедшие сутки в состоянии Свентицкого произошел заметный прогресс. Он, правда, по-прежнему лежал на спине, однако появился здоровый блеск в глазах, придававший лицу несколько лукавое выражение, будто больной замыслил какой-то розыгрыш. Андрей Владиславович все время норовил пошевелить ногами и с ребяческой непосредственностью объяснил Щеткину: «Чтобы кровь не застоялась». Про руки и говорить нечего. Свентицкий сгибал их, разгибал, постоянно что-то перекладывал с одного места на другое. Врач строго-настрого предупредил, что, если генерал еще хоть раз дотронется до капельницы, ему привяжут руки ремнями к спинке кровати.