Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
За спиной синеглазого показался встревоженный Шиай. Он переживал за нее! Шиай тоже считал, что ее отправили на смерть, и привел того, кто мог спасти.
— А то что, слуга мертвого бога? — насмешливо произнес Матхотоп и сделал несколько шагов навстречу, показывая, что не боится соперника.
Глаза жреца опасно блеснули. Его кулак, сжимающий посох, побелел от напряжения. По земле заструилась холодная поземка. В небе, словно стягиваемые невидимой рукой, стали сгущаться облака. Апони уже видела такое. Вчера. Когда боги не одобрили ее брак с Вишаче.
— Оставь эту
Что такое «душа» Апони тоже не знала, но, видимо, для синеглазого это было что-то очень важное и хорошее.
Матхотоп рассмеялся.
— Так на празднике ты проверял чистоту ее души? — сквозь смех спросил он.
Матхотоп, кажется, знал, что означает это слово. И Апони показалось, что смех его был обидным. Вокруг стало темно, как перед закатом. Порыв ветра взметнул полы покрывала Апони чуть не до талии. Синеглазый в одно мгновение отвел взгляд.
— Ты напрасно пытаешься смутить меня, исчадие зла, — упрямо сказал Суачиас. Одна его рука поддерживала огненную палку, а другая сжала на груди тунху с острыми шипами. — Господь укрепит меня на правильном пути, — и он сделал непонятное движение рукой ото лба к животу, потом от одного плеча к другому.
Апони вспомнила, что видела такие движения и у других Суачиасов.
— А что, собственной крепости не хватает, слабый слуга мертвого бога? — жестко усмехнулся Матхотоп. — Ты даже оружие свое не можешь удержать без подпорки.
Стемневшее небо осветила короткая вспышка молнии. Следом за ней взрыкнул гром.
— Оставь ее. Оставь нас, слуга мертвого бога. Возвращайтесь к себе. Тебе тут не рады, — произнес Матхотоп, будто вторя грозовому небу.
— Я пришел не радовать тебя, жрец Сатаны, — снова прозвучало незнакомое слово. — Я пришел спасти ее, — синеглазый показал взглядом на Апони, которая не знала, куда сбежать с поля чужой битвы.
Лучше всего туда, где стоял простой и понятный Шиай. Ведь они все трое — практически ровесники. Вряд ли Матхотоп и синеглазый намного старше ювелира. По меркам племени Апони, они едва получили право жениться [4]. Но один из них был старшим жрецом и слышал голос Суа. А второго считали самым опасным и хитрым из Суачиасов. Кем бы они ни были. Разве отношения между враждующими народами не должны выяснять опытные воины, как ее отец, или мудрые старцы, как жрец Кватако?
— Она не нуждается в спасении, — возразил Матхотоп.
— Ее душа нуждается в спасении. Ее душа нуждается в Боге. Мой Бог — Бог добра и света. Он несет любовь.
— Что ты знаешь о любви, слуга мертвого бога? — с горькой усмешкой вопросил Матхотоп.
— Не смей оскорблять имя Господа моего! — прошипел синеглазый.
— Прости, бога — восставшего мертвеца, — презрительно поправился жрец.
Тут Апони совсем запуталась. Она представила себе ожившим высушенного отца. Ей стало страшно. Разве может восставший из мертвых бог нести свет и добро?
Синеглазый стал что-то напевать что-то на незнакомом языке, выставив перед собой на вытянутой руке шипастую тунху.
Матхотоп смотрел на это с усмешкой на губах. Он слегка
— Я вижу! Ты сам дьявол! — с ужасом и негодованием крикнул синеглазый, выставляя вперед руку с тунхой. Его лицо искажала гримаса, и Апони подумала, неужели он мог казаться красивым. — Отрекись! Отрекись от греховного колдовства своего! Покайся! Прими истинного Бога!
Апони не знала, что означает слово «дьявол», но поняла, что это очень плохое. И слово «греховное» — тоже что-то нехорошее. Апони только не понимала, почему Суачиас указывает, что делать, старшему жрецу. Жрецов всегда уважали. Никто никогда не поднимал голос на жреца, даже если он был из чужого племени. Апони показалось, что и Матхотоп не понимает.
— Пусть огонь очистит тебя от скверны, слуга Сатаны! — закричал Суачиас, опустив свою тунху и схватившись двумя руками за палку на подпорке. Его глаза налились злостью, он дунул, и над палкой вспыхнул чуть заметный огонек.
Апони даже не успела вскрикнуть, как раздался грохот сильнее грома, из палки выскочила молния, а все пространство вокруг застило вонючим дымом. Апони закашлялась. И лишь тогда обернулась на Матхотопа. Он лежал на земле на самом краю скалы, по его животу растекалась кровь.
Лицо Суачиаса, только что искаженное гримасой ненависти, отражало испуг. Апони вновь посмотрела на жреца. На лице его было написано удивление и обида. Будто он все еще мог поверить в то, что с ним случилось. Он крепко сжал зубы, и по его телу прошла судорога. Он закрыл глаза. Суачиас стоял, склонив голову, и что-то бормотал себе под нос. А Апони не давала покоя рука жреца на посохе. Небо словно набухло, и девушке стало страшно. В смысле, еще страшнее, чем было всё это время.
Синеглазый закончил, наконец, свое бормотание, и поднял голову. В этот момент небо вспыхнуло прямо над ней, и от грохота грома скала содрогнулась. Апони упала на колени, закрывая голову. Суачиас тоже упал. Его грудь дымилась.
И небо будто расслабилось и посветлело.
Шиай кинулся к ней, прижав к своей груди.
Апони заревела, вцепившись в него ногтями. Тяжелые капли дождя смешивались со слезами.
— Апони, нам нужно уходить, — окликнул ее Шиай.
— Куда?
Куда ей идти? Теперь, когда жрец мертв. И синеглазый Суачиас мертв. И они тут. Куда им идти? Лучше сразу броситься со скалы вниз.
— Далеко. Подальше отсюда, — ответил Шиай. — К моему племени. Это далеко. На север. Там нет лесов. Лишь огромная пустыня. Много-много песка. И колючие, как тунха Суачиаса, растения-столбы. И много-много воды. Вода, сколько ни смотри вперед. Наши женщины ткут красивые яркие покрывала, а мужчины ловят рыбу и варят соль. Соглашайся.
Апони всхлипнула. Можно подумать, у нее был выбор.
Ее непокорная судьба в очередной раз извернулась хитрым узлом.
— Конечно, Шиай, — быстро проговорила Апони. — С тобой я готова идти куда угодно. Хоть на край земли, за которым начинается вода, сколько ни смотри! Я буду самой лучшей, самой работящей, самой послушной твоей женой!