Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
Под коленками что-то ослабело. И живот свело судорогой. Только бы не осрамиться!
— В-вы просили карту, которую мне оставил отец. Это она, — я показала рукой в сторону галстука. Чуть-чуть показала. Чтобы, не дай бог, люди с пулялками про меня плохого не подумали.
— А сокровища где?! — возмутился он, будто к его приходу мы обязаны были их уже выкопать и упаковать.
— В земле, — предположила я осторожно, но автоматная очередь прошила почву передо мной, я рефлекторно отскочила.
Шутки босс не понимал. И нервным был. Очень.
Толстый
— Но, дядя… — начал Ферран и заткнулся под негодующим взглядом.
— Где нормальная карта? — спросил «дядя», наводя автомат на меня.
— Вам с привязками? — уточнила я.
Зачем уточнила? В этот раз пуля просвистела мимо головы, лишив меня пары волосин. А еще штук сто волосин она лишили пигмента. Не знаю, какой там пигмент делает волосы блондинистыми, но только что они стали седыми.
— У меня на телефоне есть, — быстро ответила я и сунула руку во внутренний карман джинсовой куртки, двоюродной сестры той, что висела в номере у Брайана.
Наверное, я сделала слишком резкое движение. Или производила слишком опасное впечатление. Или кто-то из бойцов был еще более нервным, чем босс. Потому что в следующий момент я услышала выстрел, и что-то взорвалось в моем правом плече. Нежная психика не вынесла нагрузки и воспользовалась болевым шоком, чтобы отключиться.
Пришла я в себя от боли. Ушла «из себя» — было больно. Вернулась обратно — тоже больно. Нет ничего нового под небом.
Тучи опустились на вершины деревьев. Но дождь чего-то ждал. Я лежала на земле. Мое плечо бинтовал изрядно помятый Эндрю.
— Где они? — спросила я осипшим голосом.
— Ушли, Келли, — ответил Эндрю.
Руки его были в крови. Одежда была в крови. На лице были кровавые разводы.
— Вы тоже ранены?
— Нет, это ваша кровь, — помотал он головой. — К сожалению, они забрали вашу подвеску. Решили почему-то, что это ценная. И карта теперь у них.
Подвеску было жаль. Красивая была вещь. И ценная, лично я даже не сомневалась. Для меня ценная вдвойне как подарок отца. Но разменивать ее на жизнь я бы не стала. Это точно. С картой проще.
— Черт ней, с картой, — буркнула я, и Додсон скривился. — Я ее всё равно бы отдала. А как они влезли в телефон? Он же был заблокирован.
— Палец прижали, — пояснил Додсон. — И по блютусу скинули, если я правильно понял.
— Хорошо, что бандиты теперь технически продвинутые. — Я пыталась хоть как-то отвлечься от ощущения, что кто-то забыл во мне раскаленный штырь. — Могли бы забрать телефон и палец отрезать.
— Телефон не реагирует на мертвый палец [1], - успокоил меня Эндрю и завязал бинт, сделанный из чистой рубашки.
— Слава богу. Палец мне нужен. — Пересохшие губы слушались плохо. — Есть что-нибудь попить? Желательно сладкого, насколько я помню. При кровопотере. И в рюкзаке у меня таблетки есть.
— Нельзя заниматься самолечением, — сообщил мне Додсон.
— Нельзя, — согласилась я. — Но нужно. C открытой раной,
— Будем надеться на милость Божью, — возразил Додсон.
— По его милости у меня с собой всё, что нужно. Не будем его гневить, — ответила я.
Таблетка начала действовать минут через пятнадцать. Боль стала глохнуть. В котелке, непонятно зачем, но очень кстати оставленном нашими проводниками, закипела вода. Я выпила горячего чая и нашла в себе силы убедить американца перебинтовать меня заново. Теперь — с раскрошенной на рану таблеткой. Поместив руку в перевязь, я чувствовала себя практически человеком. В смысле, желания лезть от боли на стены уже не было. Лишь слегка хотелось выть.
Я огляделась.
Нашествие бандитов на наш лагерь фатальным назвать было нельзя. Палатки на лоскуты не порезали, походную печку не разломали, бутылки с водой не проткнули. В общем, обошлось без вандализма. Единственное, что пострадало всерьез, — шкатулка с папиным наследством. Его любимый кубок за греблю был растоптан чьим-то кривым копытом.
На глаза набежала слеза. Прости, папа. Я опять не оправдала твоих надежд. Не смогла защитить то, что ты считал самым ценным, от грязных лап. Я наклонилась, чтобы поднять осколки.
И застыла.
Из-под пластиковой позолоты кубка проглядывала настоящая. Я сдвинула обломок и с трудом сдержала смех. Вот же папа, вот шутник! В галстук он спрятал карту. А в кубок — странный иезуитский крест вроде того, который я видела на брате Августине.
Эндрю неверно истолковал мой смешок.
— Вам плохо? — поднялся он со стульчика.
— Нет. Смотрите, что я обнаружила.
Он подошел. Посмотрел. И изменился в лице. Додсон опустился на колени у моей руки и истово перекрестился.
— Эта вещь так важна для вас? — спросила я, потрясенная реакцией весьма уравновешенного человека.
— Вы действительно не знаете, что это такое? — спросил Эндрю, не отрывая жадного взгляда от крестика.
[1] На самом деле, свеже-мертвый палец активирует смартфон. Современные датчики построены на разнице в проводимости биоэлектричества между бороздками и возвышенностями кожи. Мертвое тело постепенно теряет электрический потенциал и, соответственно, разблокировать телефон. Более старые модели реагировали на оптический образ отпечатка, там не важно было, мертвый палец или живой))
57. Келли
— Клянусь, я впервые его вижу, — искренне ответила я и тут же поправилась. — Вживую.
— Я понимаю, что ваш отец запретил вам об этом говорить… Можно, я возьму?.. — Он поднял на меня взгляд.
Я кивнула.
Он бережно взял крест кончиками пальцев обеих рук.
— … Но теперь его нет, — продолжал Додсон. — Вы можете быть честны.
— Да я честна! — я слишком резко дернулась и зашипела от вспышки боли в плече.