Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
— Тогда откуда вы знаете, как он выглядит, и историю брата Августина? — Эндрю вцепился в меня взглядом, как американский бультерьер — в кость. Берцовую. Вору.
— Вы хотите сказать, что такой человек действительно существовал?
Это никак не укладывалось у меня в голове.
— Ладно. В конце концов, вы действительно можете не знать, кто он, — как-то успокоился Эндрю. — Можно, я его пока подержу?
Я хотела пожать по привычке плечами, но вовремя сообразила, что это плохая затея. Поэтому просто кивнула. Крест был довольно крупным для нагрудного, но умещался в мужской ладони. Додсон
— А кто он? — заинтересовалась я.
Не каждый день выясняешь, что тебе снится реальный человек. В смысле, реальный человек, который жил несколько сот назад, и которого ты в глаза не видела. И в уши не слышала.
— Я думаю, — засуетился вдруг американец, — может, нам стоит попробовать отсюда выбраться? У вас рана. Я не уверен, что не будет осложнений.
— Эндрю, посмотрите на небо, — попросила я. — И оглядитесь вокруг.
Он сделал, как я сказала.
— Вы видите где-нибудь автомобиль? Я с такой раной, под дождем, до человеческого жилища километров тридцать, неизвестно в какую сторону. Пойдемте лучше ко мне в палатку, расскажете про своего брата Августина. То есть не вашего… И что такого ценного в этом иезуитском кресте.
Я осторожно поднялась, разминая затекшие конечности.
Эндрю посмотрел на меня долгим взглядом.
Потом тоже поднялся.
— Хорошо, — согласился он. — Я сейчас быстро заварю еще чая, а вы пока устраивайтесь. Вам помочь?
— Справлюсь, — я помотала головой.
Пока мой спутник воевал с печкой, я быстро удалилась в кустики. И действительно кое-как справилась. Одной рукой.
Потом забралась в шатер палатки и нагребла себе из спальника какую-никакую опору под бок.
— Эндрю, возьмите себе что-нибудь, чтобы подложить для удобства! — крикнула я.
Он что-то ответил, но слышно было плохо.
Вскоре улыбающийся американец открыл молнию на дверце-накомарнике и протянул мне кружку и какое-то местное пирожное-булочку, посыпанное орехами и сахарной пудрой. Выглядело заманчиво.
— Это наши проводники оставили в качестве комплимента от повара? — поинтересовалась я и сменила положение. Лежа на боку, когда второе плечо у тебя прострелено, особо не поешь.
— Нет, это я взял. Думал, сегодня найдем какой-нибудь древний артефакт и отметим находку, — объяснил он с улыбкой, снова превращаясь в рыцаря.
На груди рыцаря висел крест, подвешенный на какой-то веревочке, и было заметно, что настроение у американца было до невозможности приподнятым. Обустроившись возле входа, он выглянул наружу и затащил свою кружку с пирожным. Эндрю отсалютовал кружкой, как бокалом. Я осторожно глотнула. Чай был обжигающе-горячим. А пирожное таяло во рту. Плечо на время притихло и наполнилось острой, тянущей теплотой. Мне было почти хорошо. Не хватало только Брайана. Я поневоле подумала, что Бог хранит подлого британца. Это криворукий, пассивный Эндрю мог выйти из встречи с колумбийскими коммандос, обойдясь лишь помятыми боками. А Брай бы лежал рядом со мной, только без шансов прийти в себя. И меня тешила надежда, что если Уэйду действительно донельзя нужны эти сокровища, то он нас найдет. Карта-то у него есть. И хватка есть. Если наши провожатые не лежат где-нибудь за соседней скалой,
— Вам не показалось странным, что нападавшие не забрали нас с собой? — спросил Додсон, глядя в кружку. То ли не хотел рассказывать про Августина (не сочинил еще, что рассказать, хе-хе), то ли этот вопрос действительно не давал ему покоя.
— Понимаете, Эндрю, — начала я. Таблетка подействовала окончательно, и я внутренне расслабилась. — О том, что Брай из Интерпола, я узнала от Феррана.
— Может, он вообще не оттуда? — поддержал тему Додсон.
— Сегодня у меня мелькала такая мысль, — призналась я. — Но его поведение после аварии и возвращения как раз говорит в пользу этой версии. Не знаю, как британского аристократа занесло в Интерпол…
— Он еще и аристократ? — удивился Додсон.
Я кивнула:
— Виконт.
В глазах моего собеседника мелькнуло недоверие.
— Нет-нет, тут всё точно. Безо всякий сомнений. Это я еще в сельве поняла. А потом, когда вернулась, нашла доказательства. Аристократ. Виконт. Будущий граф, — я хохотнула.
Додсон отковырнул ложечкой кусок пирожного и указал ложкой на моё. Да-да, я помню.
— Так вот, — продолжила я, и всё вдруг представилось, как на ладони. — Предположим, наши колумбийские друзья каким-то образом вывели его из игры. На время. Могли, кстати, и совсем, но сейчас им не нужно привлекать к себе внимания. Поэтому, скорее всего, он думает, что я просто психанула и уехала с вами.
— Вы психанули и уехали со мной, — кивнул Додсон.
— Поэтому у него нет необходимости скакать сюда прямо сейчас и нас спасать.
— Это понятно. Нас бандиты почему не забрали?
— У них времени в обрез. День-два — от силы. На то, чтобы заложить динамит, взорвать и собрать, что окажется на поверхности. Мы им только мешаться будем. Им бы нас было легче перестрелять. Но мне повезло, я вырубилась от пустяковой раны. А вы, наверное, как обычно не отсвечивали. А убивать просто так, когда в этом нет необходимости… Что, кстати, вы сделали, когда в меня выстрелили?
— Я начал молиться, — признался Эндрю. Ожидаемо.
— Вот. Я же говорю. Они спокойно обобрали меня, напинали вам, убедились в вашей полной никчемности и помчались за сокровищами.
— А что там, как вы думаете? — Эндрю ни капли не задело такое описание.
— Думаю, какое-нибудь захоронение. Отметка стоит на излучине реки. Вряд ли бы папа стал шифровать информацию о месте древнего поселения. Да и не типично оно для поселения муисков. Нет, точно, чье-то захоронение.
— А чье оно? — спросил Додсон, мимолетным жестом касаясь креста.
— Вы думаете о брате Августине? — догадалась я.
Он кивнул и добил свое пирожное. Видимо, готовясь рассказывать. Я не ошиблась.
— Брат Августин не всегда был «братом», — поведал Додсон.
Я удержала в себе комментарий про «неужели раньше он был «сестрой»?». Это США, а там с вопросами свободы гендерного самоопределения не шутят. Поэтому просто кивнула и съела предпоследний кусочек своего пирожного.
— Это было начало шестнадцатого века… — Эндрю рассказывал, и в моей голове его слова перекликались с собственными знаниями, все-таки мой отец был историком.