Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
Это сразу снизило накал страстей, но всё равно до хрипоты торговались, пока, наконец, не решили вопрос полюбовно.
– А, кстати, чуть не забыл. Ульи готовы?
– Ульи? А-а-а-а, ульи!
– вспомнил Трофим.
– Мальцов поставил, ничего там сложного нет. Скоро будут. Не переживай. К весне аккурат и поспеют.
Саше приходилось расхлёбывать ещё и всякие пожелания своих друзей. Славка заказал, срочно, к весне, хоть какую-нибудь сеялку. Костя заказал пять ульев, хорошо, хоть эскизы накидал, и всё это, конечно же, доверили строить Трофиму, а толкачом работать Саньке.
– Они там по столицам гуляют.
Сашке сегодня вообще-то ещё нужно было к печнику, потом к кожемякам, потом к шорнику и ещё много-много дел. Неплохо бы ещё навестить шерстобитню, поговорить с папашей того мальца-инноватора, который сделал первые валенки. Папаша как-то - и ведь не подумаешь с первого раза на такого тугодума, - очень быстро сообразил, что его сынок заработал рубль с гривенником практически на ровном месте. Взгрел сынка, чтобы тот не лез поперёд батьки в пекло, и взял дело в свои натруженные руки. Качество, конечно же, сразу стало иное, но и цену мироед держал прежнюю - рубль, да и делали только под заказ. Это Саню нервировало, не должен кусок войлока стоить таких денег, и это тоже надо было разрулить. Для начала - поторговаться. Не выйдет - растиражировать идею другим.
На производство кирпича профессионалами Сашка уже посмотрел осенью. Тот же перфекционизм, что и у Трифона. Две трети продукции из печей шло в отвал, а из оставшейся трети мастер выбирал кирпичи поштучно, осматривал со всех сторон, постукивал, прислушивался и лишь после этого отдавал на стройку. Это всё Сашке нравилось, потому что для печек ему не нужен был кирпич со знаком качества, и он отбросы скупал за треть цены. Мастер поначалу даже разговаривать не хотел, насчёт пустить в дело брак, но Сашка его уломал. И сосватал печника, видимо, в глубине души - поэта, ибо у него получались не печи, а поэмы. Пусть и не изразцовые, как в монастыре, но для сельской местности были в самый раз. Теперь надо было сосватать его ещё раз - кое-что переделать, в свете новой технологической концепции.
На все эти перемещения у Сашки ушёл весь день. Не выспавшийся, голодный, он возвращался в Романово, но ощущение того, что дело двигается, не давало ему грустить. А ещё у Анны Ефимовны появилась новая дворовая девка, взамен ушедшей на производство Глашки. Очень интересная девка, думал Саня, и муж у неё - бывший Глашкин. Это было подозрительно, но мысль никак не приобретала законченную форму.
– Пойдём, Аня, смотреть, из чего мы ткём, где собака зарыта, - сказал Саня, когда вернулся домой.
Пряжа шла самого разного калибра и качества, Калашников, судя по всему, гнал всё подряд, надеясь на барыш. "Ничего", - решил Саня, - "это мы ему ещё припомним". Пробормотал, "из конины не сделаешь бифштекс". Тем не менее, - уж нельзя других-то дурней себя считать, - Анна с Глашкой уже рассортировали пряжу по сортам. Пока на два, а вообще, полагалось на пять. Пределом тонкости, которого достигали очень редкие пряхи, считался мот-девятерник, то есть 1080 нитей, который можно протащить через необручальное серебряное кольцо.
– Будем считать это высшим сортом. Ориентиром, иначе говоря, - сообщил Саня женщинам, - и вообще, с сегодняшнего дня вводим входной контроль. Если купчина привезёт ерунду - вернуть ему взад, пусть его жена из такого ткёт.
– Ничего, - сообщил он Анне, - это последний раз так. Не досмотрели.
Саня удалился опять читать умные книжки. Конечно же, в книжках написано не все. Никакая литература не заменит практики, и теперь многое Сашке придётся определять экспериментальным путём. Но всё равно, генеральная линия вырисовалась. Ещё день-два, и он нарисует производственную диаграмму, наконец-то ту, с которой и надо было всё начинать.
Он, что называется, "просёк фишку".
Глава 15
Январь - февраль 1726. Константин Берёзов, гуляет по городу цугом. Романов удивляет всех. Победа разума не только над сарсапариллой, но и над здравым смыслом. Ярослав, Явный Могол Внутреннего Храма, внушает. Мыш всех удивляет втройне.
"Но вместо плода и действа в Москве у мануфактуре бывши, Бурновиль близь года гулял по городу цугом и только возмущал мастеровыми людьми и заказывал (запрещал) французам русских учеников учить и самим по данному им регламенту работать; да он-же бунтовал знатно хотя всю мануфактуру остановить: купленные во Франции к вышеозначенному делу ремензы (ремизки) и ниченки (нитчёнки), без которых никаких парчей делать не можно, незнамо куда девал, хотя оные в его щете ... компанейщикам в поданных книгах имянно были написаны в покупке из их денег.
И мы усмотря то его непотребство и напомня прежде от него учиненные нам вышеозначенные убытки, разсудили за благо и велели, выдав ему на Москве жалованье, которое надлежало, хотя он того и не заслужил, отпустить сюда, а здесь дали ему паспорт для проезду до отечества его".
Цитируется по книге Лаппо-Данилевского.
"Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему". (Экклезиаст)
– Прекрасные времена, прекрасный город!
– восклицал Костя, лёжа на кровати.
Мыш в это время на столе чистил и смазывал винтовку, а Слава пришивал пуговицу к камзолу.
– Я бы за полгода, при таких райских условиях, стал бы лучшим другом всей русской аристократии, разбогател бы и не мучился. Славка, вот скажи мне, на кой ляд мы вообще с этими заводами закружились? Тут же, в столице, рай земной и все условия для работы. Честному предпринимателю, вроде меня, развернуться - раз плюнуть.
Слава зыркнул на него недобро, но Костя продолжал:
– Прикинь, во дворец к императрице зайти - никаких проблем. Главное - нужная одежда и морда кирпичом. Потом оказать пару-тройку мелких услуг - и мы в дамках! А придворные? Это же край непуганых идиотов. Все заняты своими мелкими проблемами, по сторонам не смотрят, что хошь бери - не хочу. Вот, к примеру, бывший граф Ракоци...
– Костя, - едва скрывая раздражение, ответил Ярослав, - не ты ли первый за Генеральную Линию голосовал?