Трое в штатском
Шрифт:
– Ну что же вы, Василиса Васильевна, он развел руки в стороны, и я увидела зажатый в толстых, мягких пальцах аккуратный прямоугольник конверта. – Что же вы? Я же вас жду.
Все в этом, похожем на плохую фанерную декорацию «ящике» под названием «ГИПРОМЕТ» делается с помпой. Жило все с помпой и в упадок приходит с помпой. Мне кажется, Михаил Кузьмич никогда не умрет и «ящик» тоже, они будут сохнуть и трескаться пока не сгорят от случайно брошенной в их сторону спички или не подвергнутся нашествию термитов. Но термитов у нас вроде нет, а вот пожаров в подобных учреждениях боялись всегда, и всегда пожарник был вторым человеком после директора, а может и первым.
– Мы договорились на шесть, – внесла я немного
– Ну, что ж вы, что ж вы, – Михаил Кузьмич замахал на ближайший стул у конференц-стола. – Присаживайтесь, присаживайтесь… Василиса.
Перед моим именем он всегда заминался, соображая как его можно перевести в уменьшительную форму, всегда терялся и выдавливал целиком. Когда-нибудь, при соответствующем настроении я не сдержусь и посоветую величать меня просто Вася. Подруги меня именно так и называют, а в институте так просто звали Вася в квадрате, присовокупив подобным образом и отчество. Так что для меня это не было бы дикостью, но для сталагмита напротив, привыкшего ко всяким Наташечкам и Машечкам, это конечно тяжеловато.
– Ну, что же, – Михаил Кузьмич стал серьезен – Проект наш я отправил, думаю это то, что надо. И знаете, в ближайшее время, не хочу, конечно, опережать события, но вобщем, если пойдет, у нас будет иногда возможность подхалтурить. Кстати вот ваш процентик, авансик, так сказать, – он подался вперед, натужно крякнул и некоторое время глупо тыкал в мою сторону конвертом, по всей видимости, наивно предполагая, что я подскачу, как дрессированная болонка за лакомой сарделькой. А ведь, я с ним работаю уже больше десяти лет. И вечно эта упрямая наивность. Нет уж, я женщина, дорогой мой сморщенный атавизм, даже если меня за это когда-нибудь изнасилуют.
Стушевавшись, но, не решаясь оторвать свой начальственный зад от кресла, он толкнул конверт в мою сторону по полировке. Увы, я далека от их допотопных стереотипов, конверт сразу лишился своего содержимого. Триста долларов перекочевали в мой кошелек.
– Не густо, – окончательно обнаглело мое величество.
– Хм, ну, – Михаил Кузьмич растерялся. Никогда ему, как и его секретарю не постичь времена, в которые подчиненные не тупо радуются, а считают и еще позволяют себе быть недовольными.
Наконец изваяв на блестевшем в лучах солнца лице отеческое сострадание к ребенку инвалиду, он произнес:
– Ну что же поделаешь, это только авансик. Хорошо еще, что я эти то подработочки нахожу. Я же понимаю, в наше время на одну зарплату, так сказать… к тому же у вас же сынишка.
– А основная сумма когда? – продолжала изгаляться я, мстя за то, что ради формальной выплаты, которую можно было сделать в любой момент этого раскаленного дня, придав мне тем самым жизненных сил, крадут драгоценные минуты личного времени.
– Сразу как рассчитается заказчик, – Михаил Кузьмич окончательно превратился в стол, замкнув непробиваемой броней остатки сгинувшего строя. – Думаю на следующей неделе, может чуть дольше. – Теперь уже он с тоской ждет, когда я вспомню о своем личном времени. Я не стала больше его расстраивать, в голове колоколами била тревога. В семь часов мне надо быть в школе у Данилы.
Кабинет я покинула все же не торопясь, гордо вскинув голову полыхая недовольством. Но стоило оказаться в длинном коридоре отдела, не удержалась и еще раз поковырялась в сумке, пересчитала деньги. Триста долларов. Неплохой подарок к выходным. Душа наполнилась поэзией. Или сейчас взлечу подобно лебедю или грохнусь подбитой курицей. Захлестнувшие эмоции забрали последние силы, и перспектива лебедя уже не шла дальше его последней песни. Даже на лестнице духота брала за горло, воздух отсутствовал в этом здании и в этом городе. Мое обескровленное тело поползло по ступеням. В нос ударило плотно спрессованным табачным дымом. И как они умудряются в такую жару еще и курить? У окна стояло трое мужчин. Я уже привыкла, что в сплошь изрезанном на арендуемые помещения институте бродят посторонние, как на улице, и не обращала ни на кого внимания. Точнее не придавала этому особого значения. У меня появились знакомые среди этой разношерстной волны капитализма. И даже одна молоденькая подружка. Как раз сегодня болтали о моих заброшенных творческих талантах, строили планы возможного совместного пикничка и упражнения с мольбертом. Наверное благодаря ей я еще не зачахла в обильной пыли рассыпавшегося социализма.
Меня быстро догнал один из курильщиков, оказавшийся Олегом. Молодой, очкастый программист, быстро и легко предавший родной казенный дом и переметнувшийся в частную фирму, угнездившуюся на том же этаже. В программном обеспечении парень понимал очень хорошо, и его ценили в новой семье. Уже через пол года он стал приезжать на работу в личном авто. Из очкастого, прыщавого лаборанта, превратился в местного мачо. О его любовных похождениях уже ходили легенды. Последнее время я стала замечать, что и на моей спине он прикрепил очередную мишень. Я не отталкивала его резко, временами было даже любопытно наблюдать превращение утки в лебедя. Он привел в порядок кожу, запах, прическу и вот, наконец, венцом обращения стали новые очки, кстати, очень и очень удачно выбранные и по форме и по цвету. Если ему во всем этом никто не помогает, то у парня есть вкус.
– Василисик, Василек, что не весел, зачем голову повесил? – затараторил Олег мне в ухо.
– Привет Олежка, – сегодня я благосклонна, он молодец, умеет почувствовать это сразу. Бабник, одним словом.
– Какие планы на вечер, после совместного ужина?
– Совместного?
– Есть неплохая идея…
– А ты уже освободился? – Я оглянулась, мы приближались к проходной, его товарищей видно не было, значит, молодой Казанова увязался за мной решительно. Что ж, пора использовать запасную карту, пока не сгорела. Сегодня, тем более, это совершенно необходимо. У сына в школе собрание, будет обсуждаться план путешествия в Европу по культурному обмену, неделя в Париже! Упустить нельзя. Парень так старался, ни одной тройки в году! Мама его точно никогда не была способна на подобные подвиги.
И вот теперь из-за этого сморщенного баклажана – Михаила Кузьмича, я катастрофически опаздываю на собрание, а ведь количество мест ограничено. Ну, старая кочерыжка, если сын не попадет в Париж, сожгу вместе с кабинетом!
– Для тебя, прекрасная Василиса, я всегда свободен, – раскочегаривал талант Олег. – Если серьезно, – его голос стал сахарным и мягким, но не глупым, – может, сходим куда-нибудь?
Скользнув мимо турникетов, мы вышли на улицу. Я уже было, открыла рот для запланированной атаки, решив попросить подкинуть меня до школы. Конечно, это бы остудило ухажера, для Казановы нет ничего болезненнее, чем понять, что его просто используют, и в ближайшее время у меня больше не было бы возможности обратиться к этому козырю. Но козыри для того и существуют, чтобы их рано или поздно использовать. Лучше рано, пока пыл не остыл.
Но я так и осталась с открытым ртом. На улице меня поджидали две хищные росомахи. Проблема решилась сама собой, осталось теперь только вырвать сохраненный козырь из двух прожорливых глоток, пока они его между делом не растерзали шутки ради.
Сашка первая оторвалась от своего серебристого БМВ и направилась нам на встречу. Женя, еще покрутила носом, но стоило ей заметить, что я не одна, припустила следом за Сашей, едва не переломав себе каблуки вместе с ногами. Девчонки, как всегда сверкали и лучились на всю улицу, словно только что выскочили из салона красоты. Я поежилась. Первая прохлада за день и сразу ледяным ушатом. Чувствовать себя сушеной воблой намного приятнее в одиночестве.