Трое в снегу
Шрифт:
В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До Ландсгута он шагал взад-вперед по купе как в клетке. Потом улегся и сразу уснул. Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном столе.
На дверях были прикреплены таблички в алфавитном порядке, со всевозможными фамилиями. У двери с табличкой "Шнабель-Шютце" Хагедорн остановился, постучал и вошел. За перегородкой сидел снеговик Казимир в полицейском шлеме. У него был очень строгий вид. Поглаживая усы, он поинтересовался:
– - Что
– - Скажите, Шульце у вас?
– - спросил Фриц.
– - Все Шульце у нас, -- сказал Казимир.
– - Почему так во множественном числе?
– - спросил Фриц.
– - Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир.
– - Извините, -- сказал Фриц.
– - Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у других девушек, а одна. И в зрачках у нее золотые искорки.
Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю:
– - Есть такая. Раньше она жила на радиомачте. Потом выписалась и переехала в Альпы.
– - Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц.
– - Радиомачте об этом ничего не известно, -- сказал снеговик, -- она, кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной!
Они спустились в подвал. Здесь длинными рядами стояло много шкафов. Казимир отпирал их один за другим. В каждом шкафу были четыре секции. А в каждой секции стоял человек. Это были люди, нигде не прописанные, а также те, кто начисто забыл, где они жили раньше. И наконец, дети, которые не знали, как их зовут.
– - Ну и ну, -- испуганно сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и разозленные, и задумчивые. Дети плакали. Грустное было зрелище. В одной секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и разведя руки, он повторял:
– - Ведь дождь кончился, кончился!
Фриц захлопнул дверцу. Они заглянули почти во все шкафы. Однако Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху:
– - В последнем шкафу плачет женщина!
Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к ним стояла юная девушка и громко плакала.
Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал:
– - Господин Снегошлем, это она.
– - Она стоит спиной, -- проворчал Казимир.
– - Я не вижу ямочки.
– - Хильда!
– - крикнул Фриц.
– - Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе придется остаться здесь.
Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано.
– - Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик.
– - Запираю шкаф.
– - Хильдочка!
– - крикнул Фриц.
– - Улыбнись! Дядя не верит, что у тебя есть ямочка. Станцуй ему умирающего лебедя! Встаньте, драгоценная графиня! Завтра заложим твое кольцо и две тысячи марок прокатаем на американских горках. Ну, смейся! Смейся!
Все было напрасно. Хильда его
– - Перестаньте!
– - яростно крикнул Хагедорн.
– - Ну, ну, ну, -- сказал кто-то.
– - Очнитесь!
Перед ним стоял кондуктор.
– - Прошу билеты!
За окном светало.
Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха.
– - Здравствуй, -- сказала она.
– - Мой сын опять звонит по телефону?
Карлуша покачал головой.
– - Мастер передает вам привет, а сегодня сюрприз будет побольше, чем позавчера. И вы, пожалуйста, не пугайтесь. К вам придет гость.
– - Гость?
– - переспросила дама.
– - Гостей не пугаются! Так кто придет?
С лестницы послышалось: "Ку-ку! Ку-ку!" Матушка Хагедорн, всплеснув руками, вышла на лестничную площадку и посмотрела за угол. Этажом ниже на ступеньках сидел ее сын и махал ей рукой.
– - Ну, знаете, дальше ехать некуда!
– - сказала она.
– - Что тебе надо в Берлине, озорник ты этакий! Тебе же полагается быть в Брукбойрене! Вставай-ка, Фриц! Ступеньки слишком холодные.
– - Мне обратно ехать?
– - спросил он.
– - Или сначала кофейку дадут?
– - Марш в гостиную!
– - скомандовала она.
Он медленно поднялся и проскользнул с чемоданом мимо нее, словно в испуге. Карлуша захохотал и удалился.
Мать с сыном рука об руку вошли в квартиру. За завтраком Фриц подробно рассказал о событиях предыдущего дня. Потом прочитал оба прощальных письма.
– - Тут что-то не так, мой бедный мальчик, -- задумчиво сказала мать.
– -Ты с твоей доверчивостью опять попал впросак. Давай поспорим?
– - Нет, -- возразил он.
– - Ты всегда воображаешь, будто можно с первого взгляда определить, есть что-то в человеке или нет, -- сказала она.
– - Если бы ты был прав, мир выглядел бы немножко иначе. Если бы все честные люди выглядели честно, а все подлецы подло, то можно было бы смеяться. Тебе испортили чудесный отдых. С первого числа ты пойдешь в контору. Уехал на неделю раньше, Хоть плачь!
– - Но, вероятно, именно поэтому Эдуард не простился со мной!
– -воскликнул он.
– - Он боялся, что я поеду с ним, а ему хотелось, чтобы я остался в Брукбойрене. Он же не предполагал, что я узнаю, как гнусно с ним обошлись,
– - По крайней мере он мог бы приписать свой берлинский адрес, --сказала мать.
– - Можешь говорить что хочешь, но тактичный человек сделал бы это. И почему ба
рышня не попрощалась с тобой? Почему она не оставила адреса? От девушки, на которой ты собираешься жениться, мы можем это требовать! Все как полагается!