Трое за те же деньги (сборник)
Шрифт:
— Но у нас всего одна машина. Ты предлагаешь ему выбираться пешком?
— Мне это безразлично. Безразлично. Просто мы должны уехать сами.
— Ты считаешь, он один должен расплачиваться?
Лорен принялась грубо его трясти.
— Ты будешь слушать? Так и выйдет, если он не узнает о передаче — если будет думать, что по–прежнему чист.
— Боже мой, мы не можем этого сделать! Его ищет полиция. Нужно сказать ему, чтобы остерегался.
— Если ты это сделаешь, он к нам прилипнет, как пластырь, — зло прошептала она. — Скажи ему, что ты слышал передачу. Скажи, что полиция ищет не его, а только тебя. Не говори ничего про врача. Может быть, он решит, что доктор дал ему возможность спастись. Ты же говорил, что врач мог так поступить, ты сам это сказал.
— Думаешь, он мне поверит? Он не дурак, Лори.
— Ты должен заставить его поверить. Дорогой, ну как мне тебя убедить? Нам предстоит нелегкий путь. Легкого пути не существует 1. 0Ни для него, ни для нас. Если он поедет с нами, нас схватят — всех. Может быть, он сможет выкрутиться своими силами, найдет своих приятелей, кого–нибудь, кто ему поможет. И мы попытаемся добраться до Мехико. У нас есть шанс. Но если держаться вместе, никакой надежды не останется.
— Об этом я не подумал, — медленно произнес Эрл. Он потер рукой ногу, стараясь хоть немного её согреть. — Об этом я не подумал, Лори.
Она встала и выключила приемник.
— Скажи ему, что он по–прежнему чист. Скажи, что он может уйти один.
Лорен подняла радиоприемник над головой и швырнула его на твердый, как железо, пол.
Пластмассовая коробка разлетелась со звуком, напоминающим трескающийся лед, и блестящие детальки рассыпались возле его ног странными маленькими кружочками.
— Ты ему скажешь, что он чист, — повторила она. — Что ты слышал это перед тем, как я споткнулась о стол и разбила приемник. Ты понял?
— Хорошо, — очень тихо сказал Эрл. Теперь ему казалось, что самое главное — сохранить силы; рана ныла, и он неожиданно почувствовал себя слабым и опустошенным, лишенным веса и всех внутренностей. — Думаю, мне придется это сделать.
— Да, придется.
Позади них раздался пронзительный хохот, и Лорен поспешно обернулась, прижав руки к горлу. В проеме кухонной двери стояла Крейзибоун, свет блестел на её очках без оправы, злобная улыбка бродила на тонких губах.
— Дорогие мои, время готовить завтрак, — триумфально воскликнула она. — Не поможете вернуть кровать моего старика на место?
— Я вам помогу, — сказала Лорен сдавленным голосом.
— Он будет злиться, если не получит еду вовремя, — продолжала Крейзибоун, вертя головой, как испуганная курица. — И начнет скандалить. Она рассмеялась и кокетливым движением поправила редкие седые волосы. — Я никогда не делала такой подлости, чтобы попытаться научить его хорошим манерам, заставив немного поголодать. Хотя это легче легкого зимой, когда он не может двигаться. Как–нибудь я обязательно это сделаю. Просто заставлю его немного поголодать. — Она повернулась к Лорен. — О, я плохая, все правильно. Плохая и грешная. Но я никогда не ломаю чужие вещи. По крайней мере без причины. Пойдемте, помогите мне перенести кровать. Дайте мне руку, дорогая. Он ещё захочет свою Библию, потому что завтра воскресенье. И свои лекарства. О, у нас так много работы! Пойдемте, дорогая.
Лорен попыталась изобразить на пересохших губах какое–то подобие улыбки.
— Да–да, я иду…
Глава двадцатая
В восемь часов Ингрэм спустился вниз; он озяб и ежился, кутаясь в плащ Эрла. Внизу долго тер руки и скорчился возле небольшого огонька, который Лорен развела в камине. Не глядя на него, Эрл буркнул:
— Ты должен что–нибудь выпить. А то замерзнешь насмерть.
— Со мной все в порядке, просто очень холодно, — выдавил Ингрэм, едва ощущая свои руки, ставшие сухими и твердыми, как выветрившиеся кости.
Старика вернули на его обычное место, он слегка похрапывал под грудой грязных одеял. Под кроватью рядом с ночным горшком, издававшим омерзительный запах, расходившийся по всей комнате, лежала потрепанная библия.
Лорен стояла у огня, крепко обхватив себя руками; она умылась холодной водой и теперь лицо горело огнем, кожа натянулась, жилки бились на лбу и висках.
— Может быть, вам лучше на какое–то время подняться наверх, — сказал Ингрэм. — Придется делать это по–очереди. Слишком холодно, чтобы проторчать там целый день.
— Конечно.
— Я поднимусь, когда согреюсь. Мы должны держать… — Он остановился и взглянул на разбитый корпус радиоприемника. — Что случилось?
— Я подвернула лодыжку и споткнулась о стол, — сказала Лорен, наблюдая за помрачневшим лицом Эрла. — Мы слушали новости в семь тридцать и только что выключили приемник.
— Ну, это очень плохо, — протянул Ингрэм. — По крайней мере новости вам удалось услышать?
— Да, — буркнул Эрл, не глядя на него. — Я говорил тебе, что слышал, забыл, что ли?
— Да–да, все правильно, — сказал Ингрэм, удивляясь, что Эрл так расстроился; тот смотрел в пол, лицо его напряглось и застыло. Может быть, снова стала мучить рана?
Лорен пошла в сторону кухни, но остановилась и оглянулась на Эрла.
— Расскажи ему, что мы услышали, — напомнила она.
— Да, конечно, — кивнул Ингрэм, удивленный настойчивостью её тона и беспокойством на лице Эрла.
— Тебе везет, — буркнул тот, ковыляя к окну.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебя не ищут, вот что. Полиции нужен только я.
" — Так вот что его беспокоит», — подумал Ингрэм и оглянулся на Лорен, но когда Эрл заговорил, она уже выскользнула из комнаты.
— Ну, рассчитывать на это не приходится — сказал он. — Полиция могла поначалу ошибаться. Но достаточно быстро выяснится, как все было на самом деле.
— Это просто везение, вот и все.
Эрл смотрел на широкий луг, тянувшийся до небольшой тополиной рощицы в четверти мили от дома. Повсюду было холодно и сыро; казалось, что сама земля забыта и заброшена. В сером тумане на голых деревьях рассаживались вороны, бессмысленным карканием оглашая окрестности. Звук его усиливал болезненное ощущение пустоты в желудке и заставлял горло судорожно сжиматься в приступе тошноты.