Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»

Рыбин Алексей Викторович

«Кислота — великая вещь», — думал Джонни. Но мысли о средстве достижения кайфа не занимали его целиком. В голове одновременно неслось несколько параллельных потоков образов, слов, мелодий, не мешающих друг другу, а, наоборот, дополняющих и подчеркивающих сущность каждой мысли в отдельности.

Джонни видел сейчас всю свою жизнь. В ней было много такого, чего лучше было не вспоминать. Но все неприятные, мерзкие поступки проходили перед глазами, не вызывая липкого стыда, как бывало обычно, когда с похмелья Джонни вспоминал детали прошлого. Он вдруг обрел философский взгляд на вещи, причем настолько глубокий, что оценивал их совершенно отстраненно. Понятия «плохо» или «хорошо» сейчас отсутствовали в его лексиконе, все

было по-другому — проще и понятней. Джонни ясно видел, насколько он низко пал, но ощущал в себе силы в мгновение ока стать другим человеком. Он был настоящим хозяином ситуации. Не судьба стояла над ним, как было последние несколько лет, а он мог управлять, изменять положение вещей, знал даже, как повлиять на общественное мнение в свою пользу. Много чего он сейчас знал. Глядя прямо перед собой, он видел весь Нью-Йорк одновременно — выросший перед глазами потолок железной дороги Брайтона и жилые эмигрантские дома не ограничивали обзор. Джонни видел Манхэттен — даунтаун, башни Торгового центра, видел Виллидж, толпу, бесконечно плутающую в его улочках. Видел кораблики, оставляющие на черной воде Гудзона белые пенные треугольники, набережную на другом берегу, Нью-Джерси. Видел даже автобусы, уходящие в болотистые равнины, окружающие Ньюарк. Одновременно он мог контролировать происходящее позади — на Лонг-Айленде, микроскопическим движением зрачков переносился в Квинс, в развалины Южного Бронкса и на сто процентов был уверен в том, что мог найти общий язык с любым из обитателей этого громадного города, ибо сейчас он обладал Знанием.

Клещ увидел черный силуэт ковыляющего Джонни на фоне яркой витрины, в которой были выставлены огромные, муляжного вида сельди, осетры и прочие дары моря. Он проехал мимо, развернулся, догнал точно парящего над землей парня и резко затормозил, чуть опередив своего агента. Джонни не заметил взвизгнувшую тормозами машину. Или сделал вид, что не заметил. Клещ выскочил на проезжую часть, обежал машину спереди и, схватив невесомое тело за шиворот грязной джинсовой куртки, швырнул на переднее сиденье. Через пару секунд он уже отъехал от места похищения. Если кто из прохожих и обратил на инцидент внимание, то его, Клеща, вряд ли запомнили — так быстро все произошло. Клещ знал по собственному опыту, что мозг обывателя, размягченный тысячами правил, которыми он руководствуется в повседневной жизни, не реагирует на такие внезапные, идущие вразрез с его, обывателя, представлениями о жизни.

— Ну наконец-то, — заговорил Клещ после небольшой паузы. — Ты куда запропастился, Джонни? — Он внимательно посмотрел на выпученные глаза агента с красными прожилками и черными бездонными зрачками, съевшими всю радужную оболочку. — О, братец, кислоты обожрался?

Джонни захихикал:

— Вроде того, начальник. А что, не имею права?

— Имеешь, имеешь…

— Куда мы едем? — Джонни развалился на сиденье. — А, Клещ?

— Едем в одно место. Поговорить надо, Джонни. Я тобой недоволен последнее время. Ты не догадываешься почему?

— Не догадываюсь, начальник. Я хороший. Что не нравится?

— В первую очередь, не нравится, что за нами хвост.

Джонни завертелся на сиденье, заглядывая себе за спину:

— Какой, мать твою, хвост? Никакого хвоста нет. Кому я нужен? Это за тобой, может быть, хвост!

— Вот мы сейчас и проверим, — сказал спокойно Клещ, затормозив на стоянке у супермаркета. — Пошли.

— В магазин? — снова хихикнул Джонни.

— Почти. Вылезай.

Они вышли на залитую электрическим светом улицу, и Джонни наконец понял, куда тащит его Клещ.

Старику Мартину чудом удавалось содержать свое заведение. Бар, если это слово подходит к некоему подобию клуба безработных и совершенно, даже на вид асоциальных типов, находился напротив сверкающего толстым стеклом и белым металлом супермаркета, где отоваривались добропорядочные жители района. Жителям соседство с притоном в чистом его виде было малоприятно, и создайся такая ситуация в каком-нибудь другом районе, где было бы больше коренных нью-йоркцев, давно бы уже пришлось Мартину искать новое поле деятельности. Здесь же, в ближайших к супермаркету блоках, жили большей частью эмигранты, приехавшие в Штаты недавно и не озабоченные еще наведением порядка в своем теперь городе. Им бы у себя в доме порядок навести…

Они вошли в знакомое до последней пепельницы заведение — Джонни был здесь завсегдатаем. Клещ наведался сюда впервые, но имел в своем личном архиве множество видеозаписей, сделанных в баре агентами, более ответственными, нежели идущий сейчас впереди него. Краем глаза он заметил, что автомобиль, привлекший его внимание в момент встречи с Джонни, тормознул возле супермаркета.

Они присели за столик у окна — обычный, на четверых, как в любом провинциальном «Макдональдсе», только не в пример им грязней. Рядом со стойкой бара стоял маленький усилитель, на котором сидел реликт Бруклина Бил Бергман — пятидесятилетний алкаш в джинсах, ковбойской шляпе, клетчатой грязной рубахе и сапогах со шпорами. Билли был единственным артистом, работавшим у Мартина, с его маниакальным пристрастием к музыке кантри. Пел, если это можно называть пением, Билли за выпивку и больше вроде бы ни в чем, собственно, и не нуждался — организм его уже давно перешел на своеобразный обмен веществ и, кажется, не имел потребности ни в женщинах, ни в тепле, ни в твердой пище.

— Что новенького, Джонни? — спросил Клещ, глядя прямо в выпученные глаза. Двое вышли из машины и направились ко входу в бар.

— Да что новенького, что новенького? Ничего, сэр, новенького, — пробормотал агент. Какого черта Клещ его сюда притащил? Джонни поймал несколько удивленных взглядов знакомых, торчавших у стойки с бутылками пива.

— Как же так? Дружка твоего шлепнули сегодня, а ты что же — не в курсе?

Один, идущий первым, был на вид физически очень силен. Второй слабей, но явно его руководитель. Непонятно, кто из них опасней.

— Какого еще дружка? Кто шлепнул? — Удивление Джонни было настолько фальшивым, что Клещ мысленно ахнул. Вот так номер! Этот доходяга что-то знает, и это «что-то», похоже, очень серьезно. Иначе чего бы ему так трепыхаться?

Здоровяк — фигура очень приметная, запоминающаяся. Второй — совершенно безликий. Сели у дверей, о чем-то беседуют. Как же, его такими штуками не проведешь.

— Да Кешу же, Джонни, Кешу московского. Ты же с ним знаком был.

— Кешу?.. Ну да… То есть как это — убили? А кто убил?

— Тише, тише, мальчик… Не надо привлекать внимание. — Клещ словно смеялся, говоря о внимании. Взгляды почти всех посетителей уже были прикованы к их столику. Официантка в восхитительном мини тронулась было к ним, но старый хрен за стойкой удержал ее, грубо схватив за руку.

— Джонни, — крикнул широкоплечий пуэрториканец по кличке Линза, не вставая с высокого крутящегося стула. — Эй, Джонни! Чего фраеру от тебя надо? Кто такой?

Клещ не отреагировал на крики Линзы. Зато парочка, за которой он наблюдал, уже открыто уставилась на него. Клещ вытащил пачку «Кэмела», достал сигарету, щелкнул зажигалкой.

— Эй, мистер Вас-Сюда-Не-Звали, этот стол для некурящих! — крикнул Линза и неуклюже встал с табурета, чуть не опрокинув локтем пустые пивные бутылки.

Двое у дверей напряглись.

Пока Линза шел к столику, Клещ, улыбаясь, смотрел на Джонни. Тот совсем сник. Черты его лица, и так мелкие и нечеткие, совсем расплылись, стерлись. Осталось какое-то плоское серое пятно над грязным вырезом майки.

Не поднимаясь со стула, Клещ резко ударил подошедшего вплотную Линзу носком ботинка в голень. Тот зарычал от боли и увидел, что ствол кольтаком-мандер, калибр 45, уставился ему прямо в левый глаз.