Трои?ная угроза
Шрифт:
— Эш была твоей. Лэндри — наша.
Неправильно.
Так чертовски неправильно.
Эш была моей. И Лэндри — моя.
— Она не твоя, — выдавливаю я. — Так же, как Айви никогда не была твоей.
— Так помоги же мне, — огрызается Салли. — Если ты снова испортишь нам жизнь…
Я отталкиваю его от себя.
— Хватит строить из себя виноватого, ты, ублюдок. Мы все устроены одинаково, поэтому нам всегда нужна одна и та же девушка.
— Я устроен не так, как ты.
Прежде чем я успеваю
— Думаю, вам двоим пора идти, — говорит парень, переключая свое внимание с одного на другого. — Не видел вас раньше в этом здании. Если вы не уйдете, я вызову охрану.
— Мы уже уходим, — огрызается Салли на парня. Затем, обращаясь ко мне, он шипит. — Держись от нее подальше. Занимайся своей работой, а мы займемся своей.
Я отдаю ему честь.
— Ладно, братишка. Как скажешь.
Он уносится прочь, ругаясь себе под нос. Салли лучше всех знает, что он не может указывать мне, что делать.
Я делаю то, что хочу.
Я всегда делаю то, что хочу.
И прямо сейчас… я хочу её.
Лэндри Крофт.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Лэндри
?
Я облажалась.
Звонить Форду, и вовлекать его в это дело было ещё большей ошибкой. Он видит мою ложь насквозь. Он догадался, что причиной моей боли был отец. Опять.
Но, испытывая отчаянную потребность в утешении и бегстве, я оставила Деллу наедине с папой. Желчь подкатывает к горлу, когда я прокрадываюсь обратно в нашу квартиру. Здесь почти идеально тихо, а это значит, что он больше не разговаривает по телефону. Иногда его звонки длятся часами, но не в этот раз.
О, Боже.
Бросаясь в комнату Деллы, я молюсь, чтобы с ней всё было в порядке. Что он не причинил ей никакого вреда. Когда я заглядываю к ней, она смотрит мультфильмы. Она умеет немного читать, освоив это раньше других благодаря знанию ASL, но в основном она смотрит свои передачи, когда хочет отвлечься.
Я начинаю заходить внутрь, но тут меня зовет папин голос.
Из моей комнаты.
Медленно я поворачиваюсь и иду на звук. Когда я вхожу в комнату, то обнаруживаю его сидящим на моей кровати. Его лицо выглядит не лучше, и, вероятно, не будет ещё несколько недель, но он принял душ и побрился, как мог.
Стыд заставляет его голубые глаза мерцать болью.
Я не понимаю его боли, ведь это он всегда причиняет ее.
— Дорогая, — начинает он, хмуро глядя на меня. — Я…
Мне жаль?
Ты всегда извиняешься, папа. Всегда.
Самый извиняющийся отец на планете.
Мне хочется накричать на него. Обвинить его в том, что он отвратительное чудовище, но я не могу. Я не могу заставить слова вырваться из темницы моего рта. Они в ловушке, как и мы с Деллой в этой квартире.
— Ты знаешь, что мне жаль, — торопливо произносит он. — Ты знаешь, что это не я. Это не я.
Расскажи об этом подробнее, папа. Что именно это такое?
Может, я и не могу произнести эти слова, но я знаю, что мою боль и ненависть к нему невозможно скрыть. Не сейчас, когда мои нервы так расшатаны и я всё ещё чувствую его губы на своей шее. Никакие поцелуи Форда не могут это стереть.
— Я знаю, что ты разочарована во мне. — Он тяжело сглатывает, опуская взгляд. — Позволь мне всё исправить. Ты можешь получить всё, что захочешь. Просто назови это.
Свобода.
Это слово вертится у меня на кончике языка.
— Мне ничего не нужно, — выдавливаю я из себя.
Я — не сделка. Он думает, что может стереть свои проступки подарками. Что синяки и порезы на моем теле волшебным образом исчезнут во время обмена. Что эмоциональные муки и издевательства, которые я пережила, исчезнут с появлением нового блестящего браслета.
— Деньги? Поездка? Спа-день с сестрой?
Он доходит до того, что пытается использовать Деллу, дабы добиться моего расположения.
Он встает, слегка морщась от боли в ребрах. Медленно идет ко мне. Всё мое тело дрожит от желания убежать. Смело или глупо, но я упираюсь ногами и смотрю на него с редкой вспышкой неповиновения.
— У тебя есть ровно тридцать секунд, чтобы выяснить чего ты хочешь, пока я в хорошем настроении, — шипит он, раздувая ноздри. — Если ты ничего не придумаешь, мне придется взять Деллу с собой за покупками. Может, я смогу выведать у неё, чего ты хочешь.
Я ахаю, как будто он ударил меня кулаком в живот, и, разинув рот, смотрю на него. Он никуда не пойдет наедине с моей сестрой. Я не верю, что он не погубит её безвозвратно. По крайней мере, я старше и сильнее. Я могу восстановиться лучше, чем она. Она маленькая и хрупкая, и я должна её защищать.
Идея возникает в моей голове такая неожиданная и абсолютно идеальная, что я чуть не плачу от облегчения.
— Машина, — говорю я, встретив его взгляд. — Очень, очень дорогая машина.
Он приподнимает бровь, явно забавляясь моим проявлением стервозности. Думаю, это лучше, чем его злость.
— Машина, да?
— Классический автомобиль. Что-то восстановленное до первоначального совершенства, — продолжаю я, позволяя этой идее трансформироваться в моем сознании. — Я не очень разбираюсь в них, но знаю, что шестидесятые были хорошей эпохой. Хочу, чтобы она была черной.