Трон фараона
Шрифт:
Тогда смелая царевна решилась действовать на свой страх и риск: узнав, где именно, в какой могиле замурован Меренра, она взяла отряд рабов и помчалась на колеснице в Некрополь. Рядом с ней стояла бледная, как полотно, Нефер.
Не без труда удалось рабочим по приказанию дочери фараона свалить плиту с могильной ямы, в которой находился Меренра.
Он был еще жив. И когда по поданной лестнице юноша поднялся наверх, стоял там, озаренный потоками солнечных лучей, и глубоко вздыхал, наполняя чистым воздухом усталые, полуотравленные легкие, Нитокрис,
А Нефер, по-прежнему бледная как полотно, стояла поодаль. И ей казалось, что каждый их поцелуй — это удар острого ножа в ее горячее любящее сердце…
Покинув Некрополь, они возвратились во дворец. Там происходило что-то неладное: стражи не было, слуги разбегались в панике, таща с собой украденную утварь; в некоторых дворах бушевала, грабя дворец, чернь.
Отведя Меренра на женскую половину, где он был в безопасности, Нитокрис решилась узнать точно, что случилось в ее отсутствие.
Сначала пошла на разведку Нефер, которой, по общему предположению, не могла грозить никакая опасность. Пошла — и пропала. Тогда, охваченные тревогой, Нитокрис и Меренра, держась за руки, вышли из гинекея, пошли за толпой, стремившейся в тронный зал. И здесь Нитокрис, вырвавшись из рук Меренра, кинулась вперед с криком:
— Отец! Отец! Не убивайте его! Это мой отец! Пощадите его!..
В самом деле, жизнь фараона Пепи висела на волоске: ворвавшийся во дворец Тети застал брата-врага всеми покинутым, одиноким. Но Пепи хотел умереть, как фараон, и гордо сидел на троне, неподвижно ожидая врага.
Тети схватил его железной рукой, опрокинул на землю и занес над ним меч. В этот-то момент ворвалась в тронный зал Нитокрис, моля о пощаде. Следом за ней загородил тело Пепи своей грудью и Меренра, позабывший злодеяния Пепи и думавший о том, что это — отец любимой девушки.
— Не убивай его, Оунис! — молил он жреца. — Не убивай! Вспомни, ведь и он фараон!
Оунис-Тети гордо и мрачно взглянул на Меренра.
— Здесь могу распоряжаться, судить, решать — только один я, — сказал он. — Знаешь ли ты, кто я? Я Тети! Я — твой отец! Старший в роду. И если я казню предателя…
— Ты мой отец? Ты великий Тети? — бормотал пораженный Меренра.
— Не убивай! Молю тебя. Не убивай! — удерживала все еще занесенную над поверженным Пепи руку Оуниса-Тети прекрасная царевна Нитокрис.
И взор Тети смягчился. Тяжелый меч выпал из его руки.
— Взять его под стражу! — отдал он приказ воинам. Тотчас Пепи подняли, связали, бросили в угол.
В это время из-за занавески показался человек в костюме жреца, несший на руках тело женщины, в груди которой торчал кинжал. Это был верховный жрец Гер-Хор, несший труп Нефер.
— Привет тебе, Тети! — сказал он. — Ты возвратился-таки на трон предков! Я принес тебе подарок! Гляди!
И он со злорадным смехом положил на плиты пола к ногам пораженного Тети труп Нефер.
— Какую награду дашь ты мне, великий воитель?
— Ты убил эту женщину? — вспыхнул Тети.
— Ну вот. Что значит — убил? — хихикнул Гер-Хор. — Я просто объяснил ей, какая участь ждет ее при дворе Нитокрис. Вечно любоваться, как голубки целуются, милуются, быть рабыней там, где она могла, мечтала быть царицей — вот что ждало ее в будущем. Она сама попросила показать, куда вонзить нож, чтобы он проник прямо в сердце. Я показал. Я обязан был повиноваться! Не так ли? Ведь она тоже царевна, такая же, как и Нитокрис. Бедняжку звали раньше…
— Сахура? — воскликнул с тоской Тети, подозревавший истину.
— Да, Сахура! Единственная дочь твоего второго брата, умершего в молодости. Он оставил Сахура тебе с условием, чтобы ты сделал ее женой Меренра. Вот она. Делай с ней что хочешь. А я пойду, — с лицемерным смехом произнес Гер-Хор, бросив презрительный взгляд на безжизненное тело Нефер.
На мгновение воцарилось молчание. Все были возмущены зверской жестокостью и низкой местью верховного жреца. Никто не сомневался, что несчастная Нефер пала жертвой его расправы.
Оунис с любовью смотрел на распростертое перед ним прекрасное, но безжизненное тело девушки. Да, это Сахура, его племянница, некогда порученная его попечениям нежно любимым братом. Злая судьба на долгие годы разлучила их, и старик давно считал погибшей прелестную девочку-царевну.
И вот он снова видит ее перед собой, хладную, неподвижную… Жестокий Гер-Хор знал, что делает: вонзая нож в нежное тело Нефер, он поразил и ее дядю, Оуниса, в самое сердце.
Огонь гнева загорелся в потухшем было взоре Тети, и, обратившись к воинам, он приказал:
— Взять его!
— Жрецы бога Птаха неприкосновенны! Жрецы бога Птаха неподсудны фараонам! — гордо кинул приближавшимся к нему воинам Гер-Хор, распахивая свой плащ и показывая золотой серп луны — таинственный, мистический символ, обладание которым обеспечивало неприкосновенность членам касты жрецов бога Птаха.
Воины остановились, попятились: наложить руку на верховного жреца? Нет, это немыслимо… На это не решится никто, даже если бы ему угрожала смерть.
Страшное преступление останется неотмщенным, хотя все сознавали, что Гер-Хор достоин самой лютой казни. Но слишком велико было почитание священного сана верховного жреца храма Птаха.
Гер-Хор, торжествуя, поднял в руке «охраняющий месяц» и пошел к дверям. Он стоял у порога, как вдруг его нога поскользнулась; он наступил на лужу крови, струившейся из груди погубленной им Нефер-Сахура. Нога скользнула, жрец упал. И, падая, уронил свой талисман.
С быстротой молнии пронеслось в уме разгневанного Оуниса-Тети мысль воспользоваться этим моментом. Казалось, сама судьба, возмущенная безнаказанностью злодея, давала в руки старика карающий меч. По законам Египта, жрец неприкосновенен, пока в руках его священный талисман, символ богини. Но талисман выпал из рук упавшего жреца — следовательно…