Трон и плаха леди Джейн
Шрифт:
Сегодня у меня первая встреча с Симоном Ренаром, новым послом моего возлюбленного кузена, императора. Я хорошо знаю: воля Карла — оказать мне содействие в исполнении великих задач, что стоят предо мной, и, Бог свидетель, я в нем нуждаюсь. В начале этого месяца Тайный совет официально присягнул мне на верность, доподлинно зная, что, хотя формально я могу отказать в прощении тем, кто поддержал захватчицу Джейн, я не посмею отстранить всех моих лордов, потому что они мне нужны. Я, конечно, для виду выказала им свое неудовольствие, но в конце концов каждому
Даже Винчестер и Пемброк, которых я недолго продержала в тюрьме, теперь вернулись за стол заседаний. Пемброк поспешил расторгнуть брак своего сына с сестрой захватчицы и, как говорят, выставил девушку из дому. Теперь она с родителями в Шине, отвергнутая и опозоренная.
В совете заметно отсутствие одного члена — Томаса Кранмера, которого я не стану жаловать титулом архиепископа Кентерберийского. Его я считаю ответственным в крушении брака моего отца и моей, блаженной памяти, матушки и главным виновником установления в Англии еретической протестантской веры. Он лишен сана и пребывает в заключении.
Ренар стоит напротив, щеголеватый человек невысокого роста, со смуглым по-итальянски цветом лица и крупным носом. Держится он почтительно, как подобает дипломату, но я слышала, что он человек стойких убеждений и большого морального мужества. Карл не ошибся в своем выборе.
— Господин посол, добро пожаловать, — говорю я с улыбкой. — Позвольте высказать вам, сколь большое доверие я питаю к вам, и не только потому, что вы связываете меня со страной моей возлюбленной матушки, но также потому, что знаю: вы будете мне верны, равно как и католической вере.
— Ваше величество очень добры, — отвечает он. — Позвольте вас заверить, что я сделаю для вас все, что в моих силах, не ища при этом легких путей.
Я чувствую намек.
— Прошу вас, говорите свободно, — предлагаю я.
Лицо Ренара вдруг омрачается печалью.
— Сударыня, я весьма обеспокоен. Простите меня за прямоту, но мне кажется, что в последние недели ваше величество чересчур склонны к милосердию. Милосердие есть похвальное качество государей, но иногда от монарха требуется проявить жесткость в наказании изменников. То есть тех, кто представляет собой серьезную угрозу вашему благоденствию, — я уверен, что мне не нужно их называть.
— Я просила вас быть откровенным, ваше превосходительство, — прерываю я. — Вы знаете, как я ценю ваши советы и что все, сказанное вами в этой комнате, останется между нами.
— Хорошо, сударыня. Я имею в виду Нортумберленда, Суффолка, Гилфорда Дадли и, превыше всего, леди Джейн. На их примере следует преподать урок всем остальным. Их необходимо казнить.
Следует неловкое молчание. Я надеялась, что об этом он не попросит.
— Господин посол, я не могу дать санкцию на казнь леди Джейн. Она оказалась слепым орудием в руках жестоких мужей.
— Сударыня! — с жаром восклицает он. — Вы поддаетесь слабости, которая будет иметь
— Не могу в это поверить. По всем отзывам она никогда не хотела быть королевой. Ее силой принудили надеть корону. Она бы ни за что не учинила мятежа против нас, в этом я не сомневаюсь.
— Нет, она самолично — возможно, нет. Но другие могли бы, от ее имени. Она опасна самим своим существованием.
— Я едва ли с вами соглашусь. Вспомните, что люди без энтузиазма восприняли ее коронацию. Кто же поддержит ее сейчас?
— Все, кто недоволен вами, сударыня. Вы взошли на престол под одобрение, но сегодняшнее ликование неизбежно закончится. Вам предстоит принять трудные решения. Будьте уверены, что восстановление истинной веры не встретит всеобщего одобрения в этой забытой Богом стране.
— Полагаю, что вы преувеличиваете, господин посол. Мои подданные хорошо знали о моих религиозных убеждениях, когда выступили в мою поддержку. Они знали, что будет означать мое правление. И я искренне верю, что это показывает, как они в большинстве своем желают вернуться в лоно истинной Церкви. Но я частично последую вашему совету. Чтобы вы не волновались, я пошлю на плаху изменника Нортумберленда. Суффолка я уже простила, и слова своего не нарушу. Гилфорд Дадли слишком молод, он такой же ставленник своего отца, как и леди Джейн. Они останутся в Тауэре, но казнить их я не могу.
— Ваше величество излишне милосердны, — повторяет Ренар разочарованным тоном.
— Господин посол, если бы я послала на казнь всех, кто был замешан в этом заговоре, то осталась бы без подданных, — примирительно говорю я.
— И я о том же, — произносит он. — Вот почему вы не можете сохранить жизнь леди Джейн.
— Нам придется разойтись во мнениях по этому вопросу. — Я поднимаюсь. — Простите, что вынуждена вас огорчить, но я не могу согласиться проливать невинную кровь. И это мое последнее слово.
Леди Джейн Дадли
В середине августа королева покинула Тауэр и отправилась в Ричмонд; я знаю, что она уехала, потому что внезапно наступила тишина. Несколько дней спустя суд в Вестминстер-холле приговорил Нортумберленда к смерти. Говорят, он ползал на коленях, жалобно всхлипывая, признавался в преступлениях и умолял о пощаде. Его мольбам не вняли.
В последнем прошении, ища возможность смягчить сердце королевы, этот трус Дадли публично объявил о переходе в католическую веру. Но все оказалось тщетным. Сегодня он отправился на плаху. Я смотрю из окна, как повозка с его изуродованным телом, укрытым мешковиной, возвращается с Тауэр-хилл в церковь Святого Петра-в-оковах, где герцога положат рядом с Анной Болейн, Екатериной Говард и его старым врагом, регентом Сомерсетом.