Трон Персии. Книга первая. Наставник
Шрифт:
Из разговоров выяснилось, что он захвачен в плен меньше чем полгода назад и что был младшим сыном старшины деревни, и невзирая на своё рабское положение, ещё не утратил гонор, мня из себя что-то значимое.
Тарш молча встал между ним и малышнёй, замершей в испуге. Схватка была короткой – более рослый и крепкий парень ударил мальчишку в грудь с такой силой, что у того перехватило дыхание, и не устояв, он упал на землю. Но скифский норов быстро поднял его на ноги и поле боя осталось за ним – упитанный бугай не рискнул продолжить. Слишком полюбился его противник охране, и в случае драки ему могло здорово достаться.
Тарш возвращался обратно из походного шатра
Мясо Тарш сожрал без зазрения совести, остальному предназначалась та же участь, что и в первый раз. По дороге обратно свернул в кустики, намереваясь справить нужду. Попутно рассматривал окружавшее пространство, с тоской поглядывая на манящие свободой горы, но бежать и не собирался. Куда бы он мог податься, даже если допустить, что его не поймают? Либо сдохнет с голоду, либо сам станет пищей для волка или леопарда. Селений вокруг нет, да если б и были, то кому он там нужен. Только в качестве раба.
Сзади послышался звук приближающихся шагов.
– Что, заработал, любитель коз?
Тарш обернулся. Нагло и явно недружелюбно улыбаясь, к нему подходил Сабир – тот самый малый, с которым ему уже довелось сцепиться. С него, как и с Тарша, охранники, хорошо знавшие эти места и не боящиеся побега, снимали по вечерам петлю, привлекая к работе во время привала, вновь надевая на ночь. В руке он нёс ведро с водой.
Здоровяк, гнусно ухмыляясь, ждал, чем ответит мальчишка на оскорбление. В ожидании он поставил ведро на землю, словно предлагая противнику напасть первому. Выбора у Тарша не было – такое спускать нельзя, даже под угрозой побоев. Он ударил ногой в колено. Сабир не ожидал и присел, тут же получив кулаком в челюсть.
На этом удача паренька и закончилась. Как и драка. Началось избиение. Сабир по-детски, но сильно оттолкнул его двумя руками так, что мальчик упал, после чего принялся лупить пятками, стараясь не попадать по лицу. Один раз он всё-таки промахнулся, увлёкшись, и рот Тарша наполнился кровью.
– Это теперь моё. – заявил победитель, убедившись, что сопротивление подавленно, присев на корточки перед поверженным, демонстрируя свою добычу – поднятые с камня, где они лежали, пока мальчишка мочился, сладости. – И впредь будешь всё отдавать мне, а не мелким ублюдкам. – приказал он.
Тарш приподнял голову и плюнул в ладонь, на которой лежало угощение Урпатаса, за что был награждён очередным пинком под рёбра. Сабир в ярости ударил его носком, повредив пальцы. Он прихрамывая и ругаясь, отошёл в сторону, чем и воспользовался избитый, но несломленный мальчик – метко отправил новый плевок прямо в ведро с водой.
– Ах ты тварь. – ещё пуще прежнего разозлился Сабир, но бить не стал, боясь изувечить товар хозяина. Он ограничился тем, что выплеснул испорченную воду на обидчика. – Твоё счастье, что я уже отлил, а то бы обоссал тебя, гнида. – и раздосадованный поковылял к ручью.
Тарш ещё с час провалялся, приходя в себя. С трудом добрёл до лагеря.
– Что это с тобой? – поинтересовался один из охранников, оглядев его потрёпанный вид. – Никак упал.
– Ага. Хотел удрать, да со скалы свалился. – в свойственной ему манере отшутился всеобщий любимец. – Хвала Ахура-Мазде, лично слетевшему с вершины и спасшего несчастного раба.
– Неужто сам Всевышний снизошёл до спасения такого похабника, как ты. – к ним начали подтягиваться и другие караванщики, в надежде послушать трёп находчивого мальчишки.
– Я ж говорю, слетел, а не снизошёл. – поправил охранника враль. – Перья во. – Тарш развёл руки, показывая размах крыльев, и тут же пожалел об этом – дико заболели отбитые рёбра, но он и виду не подал, а скорченную от боли гримасу выдал за изображение испуга, который якобы испытал от встречи с богом.
– А мокрый чё? – спросил кто-то, из начинавшей ржать над рассказчиком, компании.
– Так ведь испугался я. – неподдельно, словно подобное случалось с ним регулярно, признался Тарш, продолжая на ходу, сочинять байки, теша собравшихся, совершенно не боясь быть предметом насмешек. Все понимали – мальчишка всё это придумывал ради того, чтобы их повеселить, и в отличие от Сабира, не позволяли себе обидных замечаний в адрес невольника.
– Летим мы, значит. – продолжил повествование парень. – А высоко ж. И рай вижу, и ад. Всё, думаю, не жди меня мама.
– А чё ж не улетел-то?
– Да какой там. Как ты с крыльями мокрыми летать будешь. Я ж его всего с ног до головы уделал, мы еле приземлились. И вот стоим мы друг напротив друга, все мокрые, течёт с нас. И как посмотрит он на меня. А глаза печальные, мне впору удавиться со стыда. Хотел, говорит, тебя сам в рай унести лично, уж больно ты мне понравился, но теперь никак не могу. Ты ж, говорит, трепло и всем расскажешь, как меня обоссал. Иди обратно, сохни и не смей больше ни на кого мочиться.
– Что ж, теперь Чинвар тебе с волосок покажется. – привычно давясь от смеха, заключил охранник, первым встретивший его в лагере. – Коротать тебе вечность под мостом.
– Ну не скажи. – запротестовал Тарш. – Раз я совершил такой тяжкий грех, то мне требуется совершить и добрый поступок, схожий с ним.
– И что же это за благодеяние такое, за которое проститься твой грех?
– А такое. Вот проживу я жизнь свою грешную, как пришлёт за мной Ахриман своего посыльного Визарешу и предстану я перед ним. Спросит меня Рогатый, что, мол, я могу сказать в своё оправдание. Ничего, скажу, зато могу сделать. Тому интересно станет, что старый греховодник сотворить может, чтоб в рай попасть. Показывай, скажет, нет такого, чем бы ты мог заслужить райскую жизнь. А я ведь как – три дня до смерти мочиться не буду. Узлом завяжу. Спущу, значит, портки и как развяжу узелок. Уделаю его, как Ахура-Мазду, с ног до головы, оправлюсь и скажу – отпускай меня в рай, а не то всем в аду расскажу, что сотворил с тобой такое. Как же после такого дэвы уважать тебя будут. Утрётся Ахриман, делать-то нечего, и замолвит за меня словечко перед всевышним, а тот и вспомнит меня. Тому же тоже позориться не захочется. И подарит он мне самую прекрасную гурию, и поселит в лучшем уголке райского сада, чтобы только помалкивал.
– Я бы, – еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть и пытаясь придать своему голосу некое подобие суровости, что, впрочем, плохо получалось, предложил главный из охранников, – на месте твоего нового хозяина, посадил бы тебя не на кол, как ты это заслуживаешь, а на самое высокое место на базаре, и брал бы деньги за твои рассказы. Но предварительно, хорошенько бы выпорол за богохульство. – и добавил почти ласково. – Шёл бы ты спать, Тарш, от греха подальше. А то точно не видать нам рая за то, что слушали такое. Мы же не можем, как ты… – и сделал вид, будто справлял нужду. Все ещё громче заржали напоследок. – Иди, Тарш, иди.