Тропа барса
Шрифт:
— Ты еще поговори! Твое дело — жрать нести!
— Вот я и понесу. Я в официантках двадцать лет ишачу и дело свое знаю. А только вот раздолбаев вроде тебя сколько ни учи — все не в науку.
— Ладно, поговорили. Иди обслуживай. Да, и табличку навесь: «Санитарный час».
Надо было и этого отвадить, да уж чего теперь… Пошла…
— А ты не погоняй, не запряг.
Зинаида залила кипятком чайник и начала раскладывать нарезанные кушанья по тарелке. Ей хотелось сделать все хорошо, как в старые времена. И мужчина этот…
Он, верно, привык не по таким забегаловкам закусывать… Да и… Ее так
Бармен закрылся за дверцей директорского кабинета, и она услышала, как он накручивает диск.
— Коз-з-зел! — в сердцах произнесла она и пошла в зал. Зинаида расстаралась.
Нарезанные тонкими ломтями балык, семгу, осетрину, ветчину украсила зеленью и лимоном. Аккуратно, «по-наркомовски», нарезала хлеб. К сыру подала сливочное масло; чайник аккуратно обернула полотенцем, расставила пиалы.
Маэстро плеснул чаю в пиалу, открыл чайник, вылил обратно.
— Спасибо, красавица. Получи сразу; не люблю ждать счет. — Он подал женщине крупную купюру, по крайней мере впятеро превышающую стоимость заказанного.
— Ой, у меня и сдачи…
— Купи детям что-нибудь. Сколько у тебя, красавица?
— Двое. Спасибо.
Зинаида вернулась на кухню. Налила себе рюмку водки, опрокинула единым духом.
Рассмотрела портрет президента на зеленой бумажке. Мордатый. Повернула к свету, краска бликовала: настоящая. Как же, станет этот, что неразменными сотенными расплачивается, на дерьмовую кассу зариться… Дел у него больше нет.
Зинаида подумала-подумала и налила еще рюмку. Выпила, не переводя дыхания, захрумкала ядреным, бочкового засола, огурчиком… Глянула в зал. Константин вернулся к стойке и с гордым видом протирал бокалы. А темноволосый, чуть наклонившись, что-то говорил девушке. Официантка вздохнула: везет же некоторым..
И красивая, и молодая, и кавалер — нестриженый бычок, и при деньгах… Жаль, ее молодость прошла, как пропала. Ну да годы — они никого не минуют.
С этой мыслью Зинаида наплескала водки в фужер… А чего, смена кончилась, первый автобус придет в шесть. Дверь она закрыла. И спать хочется несусветно как. Вот только что-то слезливо на сердце, до оторопи… А сегодняшний навар у нее хороший. Если бы всегда так — давно бы старшему. Мишке, дубленку справила…
А то братва здешняя — только по названию братва: жмотные — хуже иноземцев…
Когда она еще в Днепропетровске в «Интуристе» работала — все на своих машинках сдачу да чаевые подсчитывали. Э-эх, жизнь… Пока сама молодая да красивая — дым коромыслом, а как годы подопрут… И детки повыросли… Наташка уже девица совсем, год-другой, и мальчонки-мужчинки начнутся… А у девки еще и голова дурная, вся в маму… Это сейчас она нахлебалась по самое некуда, а по молодости… И ведь свою голову поумневшую детям не приставишь… Как и свою жизнь дурную по новой не проживешь… Э-эх…
Зинаида смачно, в два глотка, выпила водку, зажевала кусочком балыка с хлебцем.
Передохнула; ну да, пойти прилечь. Часиков до восьми. Там и автобусов поболее, чтобы до города. А Мишку Катька покормит, да и сам он пожрать не дурак, было бы что… Мишка и вообще умный, в Никиту. Вот только бы не пил. Он обещал. Он не будет.
Глаза у Зинаиды слипались. Кое-как она добрела в подсобку, завалилась на низенькую кушетку и через минуту уже спала крепким сном.
Глава 62
Аля выпила обжигающего чаю, вяло дожевала бутерброд.
— Ну что, поехали? — спросил Маэстро. — А то это не заведение, а сонное царство.
— Никуда я не поеду.
— Да?
— Пока вы не объясните…
— Что именно?
— Все.
— Так уж и все?
— Вы можете делать со мной что угодно, но с места я не сдвинусь.
— Ну что ж… Что конкретно тебя пугает или заботит?
— Вы.
— Не такой уж я страшный…
— Такой. Вы не добрый.
— Был бы добрый — давно бы сгнил.
— Вы… Это были ваши наркотики? Там, в сумке?
— Это смотря как поглядеть.
— Раз вы нашли мишку плюшевого, вы нашли и сумку и наркотики. Тогда зачем вам я?
Я понимаю, что лишний язык вам не нужен; но раз уж вы меня как-то нашли — кстати, как? — то почему не убили? Чего проще — застрелить, и все. Сейчас бы уже… Вместо этого, вы привозите меня в шикарный особняк, окружаете шикарными вещами, вернее, Маргарита по вашей просьбе, потом появляетесь так же внезапно и предлагаете ехать «к югу». Я больше с места не сдвинусь. Зачем я вам нужна?
— Это все вопросы?
— Нет. Кто такой Сиплый…
— Сиплый?..
— Ну тот, со шрамом…
— Крас.
— Пусть Крас. Как такой параноик вообще оказался завязанным в какие-то наркотические дела? Пусть я девка сопливая и дура набитая, но ведь зелья, по самым скромным подсчетам, в рюкзачке было тысяч на пятьсот в самой зеленой валюте; такие суммы не доверяют сумасшедшим! Я ничего, ничего не понимаю! Или он был главный босс? Тогда почему я все еще жива? Меня дважды уже пора было убить!
— Можно по порядку?
— Как хотите.
— Все началось давно. И то, что ты оказалась втянута в это дело, просто случай.
И еще… Милая девушка, прежде всего хочу предупредить: все, что я буду рассказывать, смертельно опасно…
— Ага. А то, что происходило вокруг меня последние несколько дней, просто игра в песочнице? — горько произнесла Аля. Сжала плотно губы, выдохнула:
— Ничего я не боюсь.
Маэстро глянул на нее мельком и понял: она не врет! Девушка действительно ничего не боялась. В угол можно загонять до какого-то предела, потом наступает перелом: человек или ломается, или упирается так, что разваливает и угол, и избу, калечит нападавших и крушит по пням и кочкам вокруг все и вся. То, что перед ним хрупкая, тоненькая девушка, больше похожая на подростка, его не обманывало никак: он видывал на своем веку увальней, ломавшихся даже не от действия или. взгляда, от одного намека; эти были похожи на медведей на задних лапках, готовых служить за кусочек сахара… Но видывал он и одержимых: таких можно было резать на куски, но они не сдавались. Сломать их мог лишь какой-нибудь сентиментальный пустяк, вернее, то, что для любого человека было сентиментальным пустяком, для такого «духоборца» приобретало сверхзначимые, космические масштабы! И тогда только нащупать это слабое место, этот «пустячок» — у одних это любовь к женщине, у других — данное кому-то слово… И — сломать этот хрупкий стержень!..