Тропа Селим-хана (сборник)
Шрифт:
– Вам нужен мой сын Рифат?
– произнес он вдруг по-английски, и Бирс смутился. Сулейман-бек явно нарушил этикет, повелевающий начинать разговор издалека, к делу подходить постепенно. Ничего хорошего не предвещало такое начало.
– Ваш сын вернулся в свою семью, - сказал Бирс.
– Никто не может отнять его у вас.
Взгляд Сулейман-бека смягчился. Рустем сказал несколько фраз по-курдски, тон его был почтительный.
Как было условлено, Рустем представил Бирса, как путешественника и журналиста, интересующегося курдской проблемой. Бек благосклонно наклонил голову.
–
– Не скрою, мое любопытство было задето. Надеюсь, он поправляется?
– Да, хвала аллаху.
Пальцы Сулейман-бека пробежали по бороде, остановились на груди. Он помолчал, затем спросил, как чувствуют себя путники, как перенесли жару, жажду и неудобства верховой езды. С английского бек перешел на свой язык; Рустем перевел, и Бирс испытал облегчение. Лед сломан.
Красные и желтые подушки лежали на коврах. Сулейман-бек указал на одну из них Бирсу, сел сам и затем предложил сесть Рустему. Слуга внес угощение. Бирс заметил на подносе тонкий узор из серебра. Этот поднос украсил бы любой музей. Вошли женщины: толстая старуха, очень смуглая, почти черная, и девушка лет шестнадцати. Она была бы хороша собой, если бы не багровое пятно на подбородке. «Волчанка», - подумал Бирс. На лбу - цепочка из монет. Они и на лбу, и на груди, и на запястьях, звякают при каждом движении.
Алый янтарь блеснул в руке Сулейман-бека. «Четки пророка Магомета», - вспомнил Бирс. Его мысли ушли в прошлое. Но ненадолго. В приемнике, настроенном на Тегеран, забарабанил джаз.
Когда полог шатра откинулся и на подушку против Бирса опустился Рифат, майор узнал его сразу, хотя никогда не видел. Чалма, шаровары, как у всех, но лицо… Гладко выбритое, с тщательно подстриженными усами, лицо Рифата смотрело сюда, в сумрак шатра, как бы из другого мира. «Красивый, - отметил про себя Бирс.
– Мог бы стать звездой экрана, играть любовников в фильмах из восточной жизни, напыщенных и слащавых».
Очень красивых мужчин Бирс не любил. Он не мог относиться к ним серьезно.
Говорили о традициях курдов, всегда непокорных. Начал Бирс, а Сулейман-бек с удовольствием подхватил.
– Нас не могли поработить ни ассирийцы, ни персы, - сказал он гордо.
– Что осталось от ассирийского царства? Прах! А курды живут, живут уже четвертое тысячелетие…
Старик погрузил пальцы в плов, взял горсть, ловко скатал жирную еду в плотный шарик и протянул Бирсу. Майор открыл рот, Сулейман-бек запихнул туда шарик и подтолкнул большим пальцем. Сдобренный гранатовым соком, перцем, плов обжигал, как раскаленный уголь. Слуга непрерывно подливал чай. Бирс устало открывал рот, жевал, глотал душистый чай и все время чувствовал на себе взгляд Рифата, то настороженный, то иронический.
– Виски у нас не держат, - сказал он, и Бирсу послышался вызов в этих словах.
– Тем лучше, - ответил майор.
– Меня лично устраивает мусульманский сухой закон. Жаль, что далеко не все магометане соблюдают запрет.
– Нравы портятся, - пропел своим фальцетом Сулейман-бек.
– От западного ветра не укрыться и здесь.
– Однако вам удалось укрыться, - произнес Бирс и прямо поглядел на Рифата.
Бирс ждал, с нетерпением ждал повода, чтобы зацепить Рифата за живое, вызвать на откровенность. Что скажет Рифат? Он молчит, но не отводит глаза. На губах Рифата снисходительная усмешка. «Увильнет красавчик», - решил Бирс.
Понятно, Рифат не обязан давать отчет. Он теперь свободен. И тем не менее в душе Бирса поднималась неприязнь к красавчику.
Усмешка Рифата погасла.
– Вы от какой газеты?
– спросил он, подавшись к Бирсу.
– Я буду писать для…
– Неважно, - перебил Рифат.
– Совсем неважно.
– Под опаленной кожей медленно, с силой заходили скулы.
– Мне все равно, кто вы такой: корреспондент или сослуживец покойного майора Дарси… Например, Бирс.
Майор весь напрягся. От кого Рифат мог узнать? От Азиз-бея? Да, скорее всего. Легенда Бирса внезапно рухнула, его душили досада, стыд. Как же быть? Притвориться непонимающим или…
Рядом с Рифатом возвышался огромный курд - усатый, с недобрыми глазами. Ручища его лежала на эфесе кривой сабли.
Сулейман-бек бесстрастно перебирал четки, а за спиной его стояли еще два курда с саблями наголо. Бирс не заметил, как удалились за занавеску женщины, как вошли воины.
«Рифат прав, ему все равно, - подумал Бирс.
– Он не боится. Так с какой же стати он, Бирс, должен изворачиваться, лгать? Надо только подавить в себе стыд, упрямый стыд разведчика, лишившегося маски, и…»
– Допустим, вы майор Бирс, - продолжал Рифат.
– Это ничего не меняет сейчас. Я был с вами, и я ушел от вас, - прибавил он, прикрыв веки, словно вызывая в памяти читанное.
– Я не мог поступить иначе.
Он произнес это искренне, просто и помог Бирсу решиться.
– Да, я майор Бирс, - сказал он.
– Я приехал для того, чтобы выяснить, отчего погиб Дарси. И еще…
– Для чего же еще, майор?
– Звание тут ни при чем. К черту звания!
– воскликнул Бирс.
Он поднес к губам чашку, отпил глоток чая. Зубы его стучали о фарфоровый край. Странная лихорадка трясла Бирса. Не от страха. Он перешагнул рубеж, за которым уже нет ни страха, ни стыда.
– Здесь я тоже свободен, - вымолвил Бирс.
Он поставил чашку, расплескивая чай. Он не хотел говорить так, он лишь подумал. Вырвалось как-то само. Он поглядел на Рифата. Лицо курда светлело.
– Мы с вами, Рифат, просто-напросто два человека… Два человека, затянутых в петлю политики… В опасную, кровавую петлю…
Здесь можно сказать все. Мерриуотер, Ван Дорн далеко отсюда, их власть кончилась, как только он, Бирс, вступил в этот шатер.
– Нет, - Рифат покачал головой.
– Нет, я не согласен с вами. Нас не только двое. Очень много людей…
Он обвел взглядом шатер. Сулейман-бек по-прежнему перебирал четки, телохранители стояли неподвижно, как истуканы.
– Из того, что я скажу, - проговорил Рифат, - вы можете сделать любое употребление. Молчать я не хочу. Это касается всех.