Тропинки памяти
Шрифт:
.
ДЕТСКИЙ ЛЕПЕТ
Каковы мои первые воспоминания?
Отчетливо помню деревянную решетку детской кроватки…
Помню, как научился самостоятельно ходить: сполз с дивана… И сам! Держась за только за стенку, дошел до кухни, где сидели мама и бабушка!
Помню, как просыпаюсь рано утром и бегу в комнату родителей, забираюсь к ним в постель, кручусь как уж на сковороде, и повторяю: «Тебе ютно? Мне так ютно!»…
Помню вкус зубной пасты «Детская» и купание в
Помню, как гуляя по парку, давлю голубыми сандалиями, лежащие на асфальте какие-то белые ягоды. (Ядовитые. Есть нельзя!) Ягоды щелкают!
Помню, как мы с бабушкой купили невский пирог. Я с восторгом кричу папе вернувшемуся с работы: «Отец, а булочка то с кремом!».
Помню новогоднее чудо: мама купила пластмассового Деда Мороза и поставила на шкаф. Я уверен, что он живой, и следит за тем, как я себя веду!
Помню, как папа угощает меня бананом, а мне кажется, что это не банан, а забинтованный отцовский палец…
Первые нравственные воспоминания:
Помню, как я сорвал зеленый листочек, а мама сказала мне: «А что будет, если все сорвут по листочку?»
Помню, как я жалел бабушку, у которой случайно выбил головой зуб… Впрочем, довольно…
Я родился вьюжной февральской ночью.
Моя мама – режиссер. Папа – геолог.
Мама днями и ночами пропадает в каком-то ГИТИСе. У нее только и разговору, что про ГИТИС. Домой приходит поздно, однако я еще не сплю. Выбегаю ее встречать, но чаще всего папа ловит меня за руку. « Мамочка устала!» – говорит он и уносит меня в комнату. Подальше от маминой «расправы». Мама худенькая, курносая, кареглазая, очень красивая…
Папа все время в разъездах. Подолгу на три-четыре месяца уходит в плаванье на разных кораблях. Корабли останавливаются в далеких портах. На них папа отплавал все моря и океаны. Присылает мне объемные цветные открытки с коралловыми рыбками и попугайчиками. Из плаванья он привозит всем подарки. Папа прекрасно рисует, а иногда пишет стихи…
Всем в доме заправляет бабушка – бывший врач психиатр, женщина с железной волей и твердым характером. У нее на все есть свое особое мнение. Между ней и мамой нередко пролетают искры, я как могу, стараюсь их гасить. Меня бабушка обожает, мы все делаем вместе: ходим по магазинам, гуляем, готовим, играем. Готовит бабушка очень вкусно. Особенно удаются ей пирожки с яйцом и зеленым луком и маленькие плюшки с сахаром и корицей – кецочки! Пишу, и у меня слюнки текут…
Каждое лето мы проводим в маленьком дачном поселке Ново-Дарьино. Иногда ездим на озеро Селигер на базу отдыха папиного ГЕОХИ.
Есть у меня и другая бабушка – Маша, и дедушка Яша. Но о них расскажу позднее.
Я очень люблю всех, и маму, и папу, и бабушек, и дедушку.
ДАЧНЫЙ ДРУГ. ЗА КЕРОСИНОМ
Каждое прекрасное утро Дружок начинал с мисочки каши от хозяйки тети Зины. Потом старенький, пегий, похожий на сардельку песик неспешно обходил дачный поселок и получал угощения от дачников: хлеб, сосиску или макароны. Дружка все любили: и люди, и собаки, и кошки, и даже куры.
В два часа он приходил ко мне, съедал угощение и ложился вздремнуть на черную прохладную землю. Я обнимал его за жирненькую шею и хрюкал в глухое, пахнущее псиной ушко. Дружок сонно огрызался.
Несмотря на преклонный возраст у Дружка была дама сердца, собака соседей кавказская овчарка Найда. Он мог часами сидеть около Найдиной будки, а когда Найду спускали с цепи, они охотились на единственную в поселке черно-пеструю корову.
Еще Дружок любил гулять с нами, хоть два часа, хоть три. Одну прогулку я помню до сих пор, я, папа, мама и дружок прятались от грозы под густой елкой. Дружка жалили в мокрый черный нос голодные комары, и он отчаянно чесался.
Умер Дружок внезапно.
Попил водички, лег и затих.
«Я Дружоню похоронила как друга!» – плакала его хозяйка тетя Зина, тяпнувшая с горя сразу два пузырька валокордина. Я укусил подушку и тоже заплакал…
Через сорок дней у тети Зины появился новый Дружок, черный, добрый, тоже похожий на сардельку. Его также знал и любил весь поселок. Но заменить Дружка Первого он не мог… Ни своей хозяйке, ни нам…
В первые годы нашей жизни в Ново-Дарьино мы готовили еду на керосинке. Керосин кончился, и мы с мамой отправились в поход. Мне было пять лет. В дощатой деревенской керосиновой лавке удивительно приятно пахло. Кроме керосина здесь продавалось множество интересных вещей: мышеловки, свечи, олифа, краска, мыло, гвозди, замки, скобяной товар! На обратном пути пошел дождь, и я упал влужу. Бидон был тяжелый, и мама тоже упала. Мы сидели на тропинке, грязные и мокрые и плакали. Дождь шел все сильнее. У мамы из носа пошла кровь. Я пришел в ужас и заревел еще громче.
Но свершилось чудо: нас догнала старушка, которая везла керосиновый бидон на маленькой деревянной тележке. «Что ты, милая, не плачь, вставай!» – сказала она маме и ловко пристроила наш бидон к себе на тележку. Так мы и шли: впереди старушка, а за ней я и мама.
Наконец добрались до дома. Мама долго благодарила старушку и пыталась сунуть ей три рубля. Но старушка, замахав руками, сказала: «Что ты, милая!».
На обратном пути пошел дождь, дорога размокла, и я, пятилетний увалень, упал в
Смыв с себя грязь и кровь, мы, наконец, поставили на керосинку чайник.
Вспоминается мне и другой случай, как в один серый холодный день мы с мамой пошли гулять на пруд. Я разбежался, чтобы кинуть в воду шишку и вместе с ней свалился в пруд. Мама меня вытащила, надавала по заднице, и пригнала домой. Меня ругали, шлепали, растирали спиртом, надели колючие шерстяные носки, а потом в утешение читали вслух сказку про Бармалея. Я плакал и жалел маму…
До сих пор вспоминаю об этом происшествии с ужасом.
МАСЛОВЫ
Это утро моего семилетия в Ново-Дарьино начиналось неплохо.
Во-первых, я нашел два пестрых сорочьих пера, которые украсили мой картузик. Во-вторых, познакомился с девочкой Глашей. Она сама пришла поиграть со мной – крохотная черноглазая девочка в длинном синем платье – «макси»!
Так я попал к ней в гости. Мы позвонили в звонок рядом с Глашиной калиткой (как в городе, как в городе!) Не калитка, а дверь от старинного лифта! И нас впустила красавица – Глашина мама Ксана.