Тропой мужества
Шрифт:
В душе будто вулкан взорвался. Лава ярости чуть наружу не выплеснулась. Что-то ледяное и такое же яростное вдруг воспротивилось извержению. Руки дрожали от напряжения. Борьба сознаний длилась, казалось, целую вечность. На самом деле какой-то миг. И ярость капитана одолевала. Тогда в голове запульсировал отчаянный крик: «Мать твою, капитан, через коромысло, лох, йоп-та, ты чего творишь?» Наваждение чуть схлынуло. «Голову включи, дед, мля! – продолжал отповедь правнук. – Смотри вон, бойцы сейчас тоже огонь откроют!» Отхлынуло, и включился рассудок.
– Не стрелять, мать вашу! – зашипел Жуков, кося одним глазом на немцев. – Отставить! Отставить, я сказал!
Бойцы нехотя подчинились. Позади началась какая-то возня, и капитан развернулся к новой напасти. Оказалось, Крамаренко, приглушенно матерясь, пытается удержать Лукина. Автомат капитана в стороне, а он пытается достать пистолет из кобуры. Лицо Лукина перекошено, глаза бешено сверкают. Майор удерживает руку с трудом, но отобрать пистолет ему несподручно.
Сергей скользнул к ним и вывернул ТТ из кисти. Затем уже вдвоем прижали капитана к насыпи.
– Ты что творишь, мать твою! – зашипел Жуков. – Задание провалить решил?
В голове хмыкнул правнук: «Сам-то минуту назад…», но был мгновенно послан.
«А майор-то красава!»
Смысл этой мысли дошел не сразу – выходит, только Крамаренко смог свои эмоции сдержать? Даже стыдно стало.
Лукин попыток вырваться больше не предпринимал.
– Суки! Твари! Нелюди! – тяжело дыша, выдавил капитан.
И из его глаз потекли слезы. Жуков с Крамаренко переглянулись. Видеть зверства врага – это не просто видеть смерть. Тут порой и стальные нервы не помогут. Для Лукина, похоже, тот встречный бой был вообще первым, а тут…
Ужасами войны за неделю боев Жуков пропитался по самое не могу. Крови и разорванных тел повидал… Оторванную ногу оберст-лейтенанта без эмоций рассматривал, лишь сожалея о гибели врага как «языка». Но все же…
Майор вон тоже хватанул, до нервного срыва, чуть пулю себе в лоб не пустил. Черт его знает, где находится предел нервного напряжения. В какой момент ярость выплеснется и затмит разум? Ведь хотелось добраться до врага, вцепиться зубами и рвать, рвать, рвать…
Еще когда по лесу шел, правнук много чего рассказал, что сначала не верилось, а теперь…
– Ничего, – процедил Крамаренко, – все воздастся. Ничего не забудем.
– Ты-то сам как? – спросил Жуков.
– Как-как… – пожал плечами майор. – Выгорел. Но острое желание зубами их грызть имеется…
– Я тоже в порядке… – спокойно сказал Лукин. – Отпустите.
Капитан сел. Бледен, руки и ноги дрожат.
«От Лукина сейчас толку не будет. И его “амеба” не в струю…» Эту мысль правнука Сергей понял сразу. Хотя вновь странно выразился. Жуков взглянул на майора, тот понимающе кивнул. А чего тут понимать, ясно, что придется действовать самим.
Жуков выглянул. Немцы подтянулись
– Тол где? В мешке? Снимай, капитан. Без возражений! Фрицы ждать не будут.
– Фрицы?
– Фрицы, Гансы, Михели, чтоб им гореть, мля, какая разница.
– Ясно, – кивнул Лукин, явно собираясь идти к вагону. – Вперед!
– Нет, товарищ капитан госбезопасности, – покачал головой Жуков. – Мы все сами сделаем.
– Стрелять и рвать врага – наше дело, – добавил Крамаренко. – А твое – шпионов да предателей выявлять. Ты, капитан, лучше нас прикрой. И не сомневайся, приказ выполним.
Лукин было вскинулся, но сник, поняв, что оба правы. Скинул мешок и передал майору.
– Удачи, мужики. И не смейте погибнуть, особенно ты, – и Лукин толкнул кулаком Жукова.
– Это как выйдет, капитан…
Пробрались вдоль насыпи до развороченных стрелок. Скатились в воронку, прислушались. Где-то слышались голоса, их заглушали частые выстрелы, но говорили явно на немецком.
До нужного вагона пришлось ползти, ибо тут высота насыпи уменьшалась, а канава что шла вдоль, была мелковата. Если бы не выкосили подчистую всю траву, то подобраться было бы легче.
Жуков глянул назад. Бойцы с Лукиным уже оттянулись к кустам. Капитана еще можно было заметить, если приглядеться, то Березина с Зарубиным уже с трудом, и то зная, что они рядом с капитаном находятся. Кравцова и Федорова тоже только по невнятным кочкам найти можно, а пулеметчика и сержанта Кима кусты маскируют.
Это благодаря предложению Сергея, по совету правнука, на скорую руку изготовили лохматку из мешковины, распустив ее длинными лоскутами. Крамаренко, кстати, предложение с энтузиазмом поддержал, сказав, что видел такие в финскую. Теперь эта маскировка хорошо помогала. При передвижении мешковина цепляла мусор, высохшие травинки, листву, что только добавляло незаметности. А капитанская «амеба» тут выделялась бы, словно красный круг на японском флаге.
У нужного вагона замерли, прислушиваясь. Где-то совсем рядом говорили. То ли чуть дальше, то ли с той стороны составов.
Крамаренко знаками показал – смотри, и скользнул под вагон. Выглянул из-под колесной пары и сразу обратно. Вновь знаки – два немца, идут сюда. Затем майор зацепился за что-то вверху и повис под вагоном, а Жуков распластался без движения у насыпи.
– Noch eine zisterne! – сказали по-немецки. И Сергей удивился: он понимает! Как? Внезапно дошло – это помощь правнука.
– Смотри-ка, Клаус, – послышался из-за состава, и Жуков прислушался, – сколько всего тут большевики бросили. Вон вагон впереди. О, и пломба имеется! Может, ценное что?