Тропою джейрана
Шрифт:
– Какой Мухаммед? Не тот ли это несчастный чолук из твоего кишлака, что взорвал мину?
– Олим выглядел озадаченным.
– Постой, постой, а где проходит эта твоя тропа? Ты можешь ее показать?
Он сдвинул на край низкого столика тяжелую пиалу, которой была прижата карта, разгладил сгибы, подсел на кровать к Хаятолле.
– Ну-ка, посмотрим, где это?
Мальчик с удивлением обозревал глянцевую, в некоторых местах помеченную цветными карандашами карту, где множество тонких и толстых линий переплетались между собой, будто
– Осел я, баран безмозглый, забыл!
– в сердцах ругая себя, наморщил лоб Олим.
– Откуда ты можешь знать карту?
Хаятолла вскочил на ноги.
– Я могу нарисовать, у меня память хорошая. Хотите?
– Он поискал в комнате подходящий предмет, увидел пистолетный шомпол, подхватил его вместе с початой пачкой чая, коробкой сигарет и бруском пахучего мыла в яркой обертке.
– Вот, это ущелье, - кладя на пол чай, принялся объяснять Хаятолла. Вот здесь он пробил тропу, видите, где шомпол. А тут, - мальчик поочередно разместил по воображаемым склонам пачку сигарет и мыло, - тут и проходит джейранья тропа. Сразу за валуном и начинается.
Мелкая испарина покрыла его лоб, к лицу прихлынула бледность, но глаза Хаятоллы сияли возбуждением и гордостью, что вот наконец и он может для чего-нибудь пригодиться, чем-то помочь... Однако, к его удивлению, мужчины, ничего не разглядев в его чертеже на дощатом полу, остались безучастны. Тогда Хаятолла принялся их тормошить.
– Да вот тут же, вот где проходит тропа, неужели не видите? Попеременно тыкал он пальцем то в мыльную обертку, то, захваченный азартом, передвигал по полу шомпол.
– Я по ней сам ходил, я не вру... Не верите?
Олим легко поднял его с пола, перенес и уложил в постель, напрасно пытаясь подоткнуть одеяло под охваченного ознобом возбуждения Хаятоллу.
– Дело не в том, пойми...
– Олим был удручен не меньше Хаятоллы, старательно подбирал слова, чтобы ненароком не обидеть мальчика.
– Мы тебе очень верим. Только без карты, настоящей карты, мы как слепые. Ведь горы не для прогулок, душманы контролируют на подходах к своим норам все ущелья, все перевалы. Уверен, по тропе можно пройти. Но еще никто из сорбозов не бывал в лагере Ахмет-хана, а идти туда наугад - значит напрасно терять людей. Теперь ты все понял?
Хаятолла снова дернулся, скулы его напряглись.
– Не надо карты. Я могу провести по тропе.
Мужчины переглянулись, и Хаятолла, угадывая их сомнение, воспрял духом.
– Возьмите меня с собой. Умоляю: возьмите!
– Упрямство и решимость выражало его лицо, губы прыгали.
– Без меня все равно вам не обойтись.
Олим грустно покачал головой.
– Я не могу тобой рисковать. Это взрослое дело, мальчик, и оставь его нам. Твоя забота сейчас - учиться. А уж врагов мы как-нибудь одолеем и сами.
Лучше бы он не произносил этих слов!.. Хаятолла враз как-то опал, сник, еще больше насупился и негодующе отвернулся к стене. Ему, пуштуну, не доверяли, оберегали, будто маленького. Позор!
Снова ласково, примирительно заговорил Березин:
– Я слышал, Хаятолла, ты хотел бы стать археологом или дорожным мастером. Это правда?
Мальчик обиженно пожал плечами и не ответил. Лежал, вслушиваясь в металлическое дребезжание вмонтированного вместо форточки кондиционера, и кусал губы.
– Я мог бы тебе помочь, у меня немало друзей среди археологов. Есть и знакомые дорожники. Да и в департаменте нашлась бы для тебя работа. Хочешь?
– Я хочу...
– медленно, будто через силу проговорил Хаятолла, видеть отца. Почему меня не пускают? Я хочу спросить у него: зачем он так сделал? Скажи, Олим, зачем? И почему ты не хочешь взять меня с собой?
Олим и сам нервничал, хотя вовсю старался казаться спокойным, не давал воли раздражению.
– С чего ты взял, будто я не хочу? Просто я обязан, пока ты остался один, заботиться о тебе, опекать. Ты же знаешь, человеку нельзя оставаться одному. И не надо упорствовать, иначе я могу рассердиться.
– А Зарин - он что, зря подставлял свою голову?
– почти выкрикнул Хаятолла.
– Значит, ты и это слышал?
– Олим опустил руки, которыми все еще безуспешно пытался укрыть мальчика потеплей.
– Это нехорошо, скверно подслушивать взрослые разговоры. Я тобой недоволен.
– Ну Олим...
– Если что-нибудь можно сделать, если мне разрешат, я обещаю, что возьму тебя на операцию. Договорились?
Хаятолла поспешно кивнул, опасаясь, как бы Олим не передумал, под каким-нибудь предлогом не отказался от своих слов.
– Только ты потерпи. Такие дела сгоряча не решают. Ты меня слышишь? Сегодня отдыхай, а к утру что-нибудь прояснится.
Липкой смолой для Хаятоллы тянулись остаток дня и долгая-предолгая ночь в тесной комнате Олима, куда сквозь двойные стекла не проникали ни звуки далеких выстрелов, ни ночные крики цикад... Вскоре после разговора, почти насильно накормив Хаятоллу, мужчины ушли, оставив мальчика наедине с его бесконечными, тягостными думами.
Уже перед рассветом Хаятоллу, так и не сомкнувшего глаз, прошиб холодный пот. "Как же это я сразу не вспомнил?
– отчаянно ругал он себя. Ведь тропа заминирована, я сам видел, как бандиты ставили мины, целых пять штук. А без меня их никто не найдет..."
Еще медленней, еще невыносимей потянулись минуты. Порою Хаятолле казалось, что все уже давно ушли расправляться с бандой, а его бросили, чтобы не обременять себя лишней обузой. Ушли, совершенно не ведая, что их ждет на тропе...
Мальчик бросился к двери, но она оказалась запертой, не поддавалась. Он метнулся к окну. Однако оно тоже было запечатано наглухо, и стекла, за которыми виделась пыль и несколько дохлых сухих насекомых, слегка звенели от неустанной работы кондиционера, нагнетавшего в жилище Олима живительную прохладу.