Тропою грома
Шрифт:
— Ага, испугалась! — закричала Сари ей вслед и расхохоталась.
Впереди на лужке мирно паслась корова. Сари остановила лошадь и нагнулась с седла. Корова подняла к ней большие, карие, сентиментальные глаза.
— Ты знаешь Ленни? — весело спросила ее Сари.
Сентиментальные глаза с любопытством уставились на нее.
— Эх ты! — сказала Сари. — Как тебе не стыдно! Трава его знает, деревья его знают, ветер его знает, все они шепчут тебе о нем, а ты его не знаешь! Дура — и больше ничего. — Она ударила лошадь каблуком и поскакала дальше. Как жаль, что его нет, —
Она поглядела вперед, — и там, всего в четверти мили, стоял маленький дом. Теперь она скоро все узнает. Опять в мозгу ее замелькали вопросы. Лошадь галопом промчалась последний кусок, и стоп — приехали.
Сари натянула поводья и оглядела дом. Он почти ничем не отличался от домишек в Стиллевельде, только что был выстроен из кирпича, а не из рифленого железа.
Она спрыгнула с седла и привязала лошадь к изгороди. На миг ей стало страшно. Она стояла, не решаясь войти. Теперь, когда она была уже тут, ей вдруг стало страшно, хотя чего — она и сама не знала. Но что-то ее удерживало. Она чувствовала себя, как ребенок, который было расхрабрился, снял с себя башмачки и чулки и теперь с замирающим сердцем стоит над быстро бегущим потоком.
Дверь домика растворилась — и маленькая, согбенная старушка, укутанная в целый десяток платков, опираясь на палку, вышла на порог.
— Кто тут? — прошамкал слабый старческий голос.
Сари подошла. Сердце у нее громко стучало.
— Кто это?
— Это Сари, бабушка.
— Кто? — Старуха приставила ладонь к уху.
— Сари!
— Не кричи, — брюзгливо сказала старуха. Ее тонкий старческий голос дрожал и срывался. — Подойди сюда. Я хочу на тебя посмотреть.
Сари подошла вплотную и вгляделась в лицо старухи: оно все было в обвисших складках желтой, пергаментной кожи. Глаза глубоко ввалились, беззубый рот подергивался. Бабушка была и в самом деле очень стара. Ей уж, наверное, перевалило за сто. Она еще помнила войны с кафрами. Никто, и даже бабушка не знала точно, сколько ей лет.
— Ближе, — жалобно проговорила старуха. — Глаза у меня плохи стали. Давно бы уж пора помереть. Не вижу я тебя.
Сари нагнулась к бабушке. Лицо старухи еще больше сморщилось, глаза сощурились.
— Не вижу. Так, тень какая-то маячит. Ты не привиденье?
— Нет, бабушка.
— Как тебя звать?
— Сари.
— Слышу-то я хорошо, — пробормотала старуха. — А вот глаза — ну прямо никуда.
Она повернулась и, опираясь на палку, побрела обратно в дом.
«Она уже забыла про меня», — подумала Сари и пошла за ней. Бабушка тяжело опустилась в кресло и уставила в пространство неподвижный взгляд. Она была такая дряхлая, усохшая, чуть живая, нипочем не скажешь, что это женщина. «Плохо быть такой старой», — подумала Сари.
— Никого нет, — плаксиво пробормотала старуха. — Бросили меня одну.
Сари оглядела маленькую комнату. Все здесь было такое же старое, как сама бабушка. В углу стоял старинный голландский сундук. Пестрое стеганое одеяло, выцветшее от времени и испещренное заплатками, покрывало столь же ветхую кровать. По спине у Сари пробежал холодок, несмотря на теплую погоду. Время тяжким грузом лежало здесь на всем. Как страшно быть такой старой и такой одинокой!
— Я хочу кофе, — брюзгливо прошамкала бабушка. — Просишь, просишь, не допросишься…
Сари прошла через комнату и открыла дверь в кухню. Старуха африканка, кропотливо чистившая над ведром картофель, подняла к ней глаза.
— Ты смотришь за старой хозяйкой? — спросила Сари. Африканка медленно кивнула, вглядываясь в лицо Сари.
— Я служила старой хозяйке, еще когда совсем маленькая была. Она меня вырастила, вынянчила. А теперь я ее нянчу.
«А вы никто и минутки не выберете заглянуть к ней», — добавили глаза африканки.
Сари увидела на столе кофейник и поставила его на огонь.
— Ты одна тут живешь?
— Я, да мой старик, да старая хозяйка. А больше никого. Так и живем одни. Старик мой уж больно ослаб. Спит целый день на солнышке.
«Трое стариков, — подумала Сари. — Одни-одинешеньки». Слезы подступили у нее к горлу. Кофе уже согрелся. Сари нашла кружку и подала ее африканке. Потом налила другую и, захватив ее с собой, вернулась в комнату. Бабушка, закрыв глаза, лежала в кресле. «Спит», — подумала Сари.
— Это ты, Ханна? — раздался вдруг дрожащий голос бабушки.
— Нет, это я, Сари.
— Сари? — удивленно пробормотала бабушка.
— Вот вам кофе, — сказала Сари и поднесла кружку к губам старухи.
Бабушка взяла кружку и оттолкнула руку Сари.
— Я и сама могу.
Сари отыскала табурет, подвинула его поближе и села напротив бабушки. Как ей начать? Может быть, старуха уже все забыла?
Бабушка подняла голову. В глазах ее появилось хитрое выражение. Она подмигнула Сари.
— Ну как, ты все еще влюблена в Сэма Дюплесси?
— Сэма Дюплесси? — Сари недоуменно подняла брови.
Бабушка хихикнула.
— Не притворяйся. Я все знаю. И Герт тоже знает.
— Какой такой Сэм Дюплесси, бабушка?
Бабушка вся затряслась от злорадного смеха. Потом вдруг перестала смеяться и нахмурилась.
— Ты позволила взять верх над тобой! — сказала она укоризненно. Она закрыла глаза и откинулась на подушку. Потом вдруг опять выпрямилась, ухватившись за ручки кресла. — Они взяли верх над тобой! Вот уж не ожидала, что ты им поддашься! Мне стыдно за тебя! Стыдно! — Она сокрушенно покачала головой. — Только приемыш мог с ними бороться, потому что он не Вильер. Я думала, ты тоже можешь. А теперь мне стыдно за тебя. Ты же не ихняя, я думала, ты с ними справишься!
Сари вдруг поняла.
— Послушайте, бабушка. Я не та Сари. Я дочь приемыша. Я другая Сари, понимаете? Другая Сари.
— Другая Сари? — Бабушка закрыла глаза и вся сморщилась от усилий понять.
— Да. Я дочь приемыша.
— А где же моя Сари? Почему она позволяет им так обращаться с ее бабушкой? Где она?
Сари встала, подошла к маленькому окну и выглянула наружу, в залитое солнцем утро. Может быть, бабушка не в своем уме? И кто такой Сэм Дюплесси? А та Сари, значит, не любила Герта.