Тропою грома
Шрифт:
Они забыли о том, что нарушают главную заповедь своей страны, что совершают тягчайший грех, осужденный всеми, от церкви до лейбористской партии: свободный и равноправный брачный союз между людьми с разным цветом кожи. Они забыли о гнусном слове «метизация», которым заклеймят их любовь. Они забыли о всех вздорных страхах и предрассудках, которые давят и сковывают сознание людей.
Они были одни во всем мире — свободные, счастливые и влюбленные. Влюбленные юноша и девушка.
Сари тихонько высвободилась из его объятий и, взяв его за руку, повела по
…Пойте о любви, дети. Пойте о любви, старики и женщины. Пойте о любви, юноши и девушки. Пойте о тех, чье сердце и мысли полны любовью. Пойте о радости, глубокой и безмятежной, и о смехе, беззвучном и всепобеждающем; о могучем смехе, что сметает рубежи, созданные ненавистью, что воздвигает плотину против тупости и невежества.
Пойте песнь нашего времени, дети. Не о ненависти. Не о войне. Пойте о любви. Велите земле — да восстанет от ложа мук, разорвет свои цепи и поет, ликуя. Велите утру, и полдню, и сумеркам, и ночи — да возвысят голос и поют песнь нашего времени. Не о ненависти, но о любви…
Сари поглядела в лицо Ленни. Она увидела там покой, и сердце ее возликовало.
— Пойдем к нам, — сказала она. — Герта нет дома, уехал пьянствовать со своим приятелем. Выпьем вместе кофе. Он не вернется до утра.
— А остальные?
— А больше никого нет.
— Хорошо.
Снова они шли рука об руку, в заколдованной тишине. Тишина окутывала долину, тишина одевала землю, по которой они ступали.
Сари открыла дверь кухни и вошла. Он вошел за ней.
— Зажги, пожалуйста, спичку.
В темноте он достал коробок из кармана и чиркнул спичкой.
— Лампа висит на середине комнаты.
Заслоняя ладонью крошечный огонек, он потянулся к лампе. Пламя мигнуло — раз, два, потом яркий свет залил комнату. Они увидели друг друга. На свету. Сари внезапно почувствовала смущение и опустила голову. Улыбка тронула уголки ее рта. Когда она опять подняла глаза, в них уже не было смущения. Она вгляделась в лицо Ленни. Да, оно опять стало, как маска. Опять он стал неспокойным и настороженным. С радостным удивлением она поняла, что читает в нем как в открытой книге, что ни одно его чувство, ни одно его душевное движение, даже самое мимолетное, не ускользает от нее. И нежность к нему горячей волной затопила ее сердце.
Она обняла его за шею, положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Его руки обвили ее талию. Она чувствовала, как он постепенно успокаивается, и подивилась на самое себя, что совсем его не стыдится, сама его обнимает, забыв всякую сдержанность. Но так естественно было лежать у него на груди. Как у отца когда-то. И, вместе с тем, совсем иначе. Тут было что-то более сильное и глубокое.
Она тихонько оттолкнула его.
— Сядь, посиди, пока я буду готовить кофе.
Он смотрел, как она суетится вокруг стола. Это было очень приятно. Покойно и уютно, как будто все мечты сбылись и больше нечего желать. Она поставила кофейник на стол и села против него.
— Сари, — тихо проговорил он.
— Что?
— Ничего. Просто захотелось произнести твое имя.
— Ты сумасшедший, — радостно сказала она. — Ешь.
Некоторое время они ели молча. Сари сидела, задумавшись. Она вспомнила про карточку Селии. Что это за девушка, эта Селия? Любит ли она Ленни? А он — любит ли ее? Нет. Этого не может быть. В этом она уверена.
— Ленни.
— Да.
— Расскажи мне об этой девушке из Кейптауна.
— Откуда ты о ней знаешь?
— Мейбл показывала мне ее фотографию.
«Ах, чтоб ее, эту Мейбл», — сердито подумал он.
— Ты ее любишь? — она пристально следила за его лицом.
Ленни подумал, потом отрицательно покачал головой.
— Нет.
— А раньше любил?
Ленни наморщил лоб. Теперь все это казалось таким далеким и странным. Он думал о Селии, об их отношениях.
— Тогда мне казалось, что я ее люблю. Но теперь я понимаю, что это было совсем не то. С тобой все иначе.
— А она тебя?
— Не знаю, Сари. Она говорила, что любит. Мы всюду ходили вместе. В гости, на вечеринки. Все делали вместе. Она очень милая.
— Она очень красивая.
— Да. Очень.
— Ты, пожалуй, забудешь меня, если опять с ней встретишься.
— Нет. Этого не может быть. С тобой все иначе.
— Правда?
— Правда. Я знаю. Ты во мне, понимаешь?
Сари поглядела в сторону и постаралась себе представить, как это она в нем.
— Ты тоже во мне, Ленни.
Она встала и налила ему еще кофе.
— Ты говорил ей, что ее любишь?
— Да, — смущенно сознался он.
В глазах у нее заплясали шаловливые огоньки.
— Много раз?
— Да.
— Ты ее целовал?
— Да.
— Много раз?
— Сари, не надо…
— Много раз? Признавайся!
— Да, — сказал он жалким голосом.
Ее мысль пошла дальше, — и огоньки в глазах погасли. Кровь прилила к щекам. Она опустила голову и прикусила губы. Стыд, и тревога, и любопытство боролись в ней. Нет, все-таки она должна знать.
Ленни, глядя на ее опущенную голову, беспокойно заерзал на стуле.
— А ты с ней… — начала она чуть слышно. — Вы с ней… — Голос ее осекся. Наступило неловкое молчание.
Тревога охватила обоих. Обоим было тяжело и стыдно.
Ленни сделал огромный глоток кофе и поперхнулся. Несколько секунд он яростно кашлял. Сари сидела молча, сжимая и разжимая руки. Сердце колотилось у нее в груди.
— Скажи мне, Ленни… Пожалуйста, — прошептала она.
Ленни встал. Стул покачнулся и с грохотом упал на пол. Она поглядела ему в лицо, в глазах ее была боль. Ленни отвернулся.
— Ведь это было раньше, чем я тебя встретил, Сари. Откуда мне было знать, что я тебя встречу? Как я мог знать?.. — Это был крик боли, признание своей вины.