Тропою волка
Шрифт:
Кажется, ничто не предвещало добра: в армии Речи Посполитой росло дезертирство, а в Польше распространялись панические слухи о походе Хованского на Варшаву и Пруссию, и даже говорили о пленении князя Степана Чарнецкого. Во второй половине мая в Варшаве состоялся военный совет, где было принято решение о походе на выручку оборонявшим Ляховичи войскам Сапеги и Чарнецкого. Литвинские командиры спешили сразиться с московским князем, пока к Хованскому не подошли новые подкрепления.
Еще 20 марта Хованский осадил принадлежавшие Сапеге Ляховичи, славные своим чуть ли не самым крепким во всей Европе замком. Дважды московский князь уговаривал
В ночь на 26 марта был предпринят первый генеральный штурм фортеции. Пехота и казаки незаметно подошли к стенам и взобрались на них, даже водрузив знамя. Возможно, что захватчикам удалось бы овладеть фортецией, если бы не собственная беспечность. Какой-то казак, водружая знамя, крикнул: «Царев город!», чем заставил защитников Ляхови-чей броситься на стены. Около двух с половиной тысяч людей открыли огонь по московитам, иные стали бросать в них камни и бревна. Захватчики были сброшены. Их потери оказались достаточно тяжелыми для одного ночного штурма: было убито десять старших офицеров и две сотни ратников. Царь при известии о провале штурма запретил атаковать замок и сделал Хованскому выговор. Царская грамота повелевала воздержаться от дальнейших штурмов крепкой фортеции, а лучше «над полскими и литовскими городами промысел чынить всякими вымыслы, оприч приступов, чтоб нашим ратным людем в том потери впредь не было»… Потянулись долгие дни осады… Ляховичи, Несвиж и Слуцк оставались последними не сдавшимися царю городами.
Глава 27 Сейм… Каждый второй… Богуслав и Аннуся
В мае месяце 1660 года Михал вновь приехал в Варшаву. Справиться у Дворжецкого насчет картины «Огненный всадник», но главное — поучаствовать в очередном сейме, где выносился на обсуждение вопрос о судьбе трона Речи Посполи-той, план по освобождению Литвы, финансирование армии… У Гонзаго и Яна Казимира так и не появилось наследника, и королева решила поискать преемника еще при жизни короля.
У Дворжецкого по-прежнему не появилось никаких новостей касательно исчезнувшего портрета Кмитича.
— Найдите это полотно, — говорил Михал Дворжецкому, — я заплачу тысячу злотых. Нет, две тысячи литовских талеров!
— О, пан Михал! Я сделаю все, чтобы найти вашу картину! — уверял Дворжецкий…
В конце мая сейм стартовал. Перед первым вопросом — рассмотрением кандидатуры наследного короля и великого князя Речи Посполитой — на сейме было торжественно объявлено о заключении со Швецией мира, что было встречено бурной овацией всех присутствующих.
— Огромное спасибо мы должны сказать не только Крыш-топу Пацу, но, прежде всего, нашему знаменитому адмиралу Лапусину! — объявил счастливый Ян Казимир.
Но вначале — наследник. Мария Гонзаго предлагала на обсуждение жениха своей племянницы Анны Генриетты Юлии Баварской французского принца Анри Жюльена Бурбона. Михалу все это жуть как не понравилось. Он вообще осторожно относился к Франции и французам, уважая, тем не менее, эту великую страну. Еще его отец Александр всегда считал, что литвины и поляки — северяне,
В начале июня на сейм приехал не кто-нибудь, а сам Богуслав Радзивилл, представитель Менского воеводства ВКЛ. Михал был ужасно рад видеть кузена в добром здравии, пусть и слегка похудевшего, вновь в своем огромном кудрявом парике с заплетенными красными бантами, в ярко-красном камзоле. Богуслав был тоже рад видеть Михала.
— Дзякуй, братко, за все. Я твой должник, — говорил Богуслав, имея в виду свою амнистию перед королем.
— Няма за што, — отвечал, улыбаясь, Михал и предупреждал: — Только без драк, как на моей свадьбе, ладно?
— О чем ты, братко! — разводил руки в кружевных манжетах Богуслав. — На твоей свадьбе я и не дрался вовсе, просто заехал в рыло этому Комаровскому, да и то только после того, как он сам бросился на меня с кулаками! Эти ляхи не умеют пить! А напьются — лезут в драку! А ведь Комаровского я очень даже benignissime excepit (вежливо принял — лат.).
— А ваша едва не начавшаяся дуэль с Собесским? Если бы не я…
— Пустое, — вальяжно прервал Михала Богуслав, кладя руку кузену на плечо, — Собесский тоже, когда напился, то стал поп sine periculo (не совсем безопасный, лат.). Русский вроде, а пить не умеет, как и его любимые ляхи! Ополячился, браток!
Однако Богуслав был верен себе. Когда он поднялся со своего места и принялся высказываться по поводу кандидата на престол Речи Посполитой, то польские шляхтичи, и без того коршунами смотревшие на Богуслава, схватились за сабли — Слуцкий князь предлагал кандидатуру сына курфюрста Брандербургии, Карла. За него он и предложил выдать Бенедикту — вторую племянницу Марии Гонзаго.
— Мало нам германцы крови пустили! — со своего места встал Юрий Володыевский, имевший зуб на Радзивиллов. — Ты хочешь их еще на трон впустить! Ганьба!
— Не слушайте этого изменника! — орали другие шляхтичи, поддерживая Володыевского. — Не нужны нам немцы!
— Вы сами не лучший вариант предлагаете с французом этим! — отвечали сторонники Богуслава. — Нам пруссы и шведы ближе по уму и характеру, чем эти взбалмошные лягушатники!
— По поводу изменника спросите у Володыевского, того, что зовется Ежи! — крикнул Богуслав, указывая на Володыевского и называя его по имени на польский манер.
— Это я-то изменник? — возмутился «маленький рыцарь».
— Конечно! — засмеялся ему в лицо Богуслав. — Я в 51-м рубал несчастных русских казаков, а Юрочка Володыевский, наверное, рубал их с другого боку. Плакал, небось, при этом.
— Я солдат короля, мать твою! — не сдержался Володыевский, задетый за живое. Он схватил саблю и ринулся на Богуслава.
Богуслав, недолго думая, схватил высокий голландский стул, обитый черной кожей, и обрушил его на голову Володыевского. Подольский князь растянулся на полу, в сторону по скользкому начищенному полу полетела его сабля, звеня об мрамор лезвием. Поляки ринулись заступаться за Володыевского. Литвины — за Богуслава. Началась драка, слава Богу, на кулаках.