Тростниковая флейта: Первая книга стихов

Цыганков Александр

Томск —1.1995

Пришелец

Как человек эпохи сновидений,

Старик явился прямо со стены.

Я мирно спал. И образы, как тени,

Блуждали по задворкам тишины.

В глубоком сне мне было не услышать,

Как рукописи пели в пустоте,

А он читал стихи, летал над крышей

И строчки поджигал на высоте.

То лепестками розы, то шипами

Старик

кружился над потоком сна,

Пока восход прозрачными кусками

Не обрамил распятие окна.

Рассвет застал его за новым делом,

И шелестел страницами весь день

Пришелец мой: он к чёрному на белом

Прилаживал утраченную тень.

А я писал пейзаж – портрет заката,

Пока он не погас, – и правил стих.

Вставали звёзды. И глаза Сократа

Глядели исподлобия на них.

Но минул век. Эпоха сновидений

Прошла, как дождь, пропала за стеной.

Истлели книги. Растворились тени.

Один старик приходит в домик мой.

И я пишу картины, правлю вирши

И в мирном сне не вижу больше снов.

И свет ночной всё глубже или выше,

И день уже, как ночь, без берегов.

3.1994

Ноев ковчег

Дана мне речь природы волновой

И голос, утопающий в туманах,

Когда о побережьях или странах

Поёт на долгих реях кормчий мой.

Простой сизарь, птенец, пернатый брат…

Мой голубь из библейского ковчега.

Издалека, как айсберг, вихрем снега,

Восходит легендарный Арарат.

Безбрежна вавилонская вода:

Ни кораблей, ни облаков, ни башен…

Мне отзвук из грядущего не страшен,

Но страшно в тихом море иногда.

И сколько раз я птицу выпускал

И верил возвращенью человека,

Как будто жил, не ощущая века,

И пил отраву собственных начал.

Я голубя лелеял на руке

И шёл к неровной линии заката,

Но не гора, лишь призрак Арарата

Плотнел и рос, и таял вдалеке.

2.1993

«За грусть, разлитую вдвоём…»

За грусть, разлитую вдвоём,

За одинокий дым над лесом

Поверь строительным отвесом

Снегов и неба окоём.

Как вольный каменщик, с утра,

Как зодчий мира сердцевины,

Твори на улице картины

И слушай музыку двора.

Ещё пять лет – и век пройдёт,

Рассыплет ворохом страницы,

И Музы ветреные жрицы

Закроют храмы на учёт.

Но в центре круглого числа

Проступит вновь невинность, целость,

И новый век погрузит в полость

Всю мощь галерного весла.

12.1994

Ласточка

Все стихи написаны. И в небе

Не найдётся ни окна, ни следа,

Чтобы в нераспаханном Эребе

Выронить хоть спичку. Кифареда

Поражает звон зелёной бронзы

Со стены Эола. И гробницы

Принимают формы или позы,

Как на алтаре отроковицы.

Все поэты были… Но не вправе

Я строку закончить. Этот ветер

Ласточку не тронет, но поправит

Направленье воздуха. На свете

Не осталось ловчего и клетки

Для такой изысканной приманки.

Нам теперь привычнее, чем с ветки,

Пение внутри железной банки.

Кончилась эпоха. Но не в этом

Времени задача. Лишь лакуны

Новым или будущим поэтам

Оставляют скифы или гунны.

Словно в строчках ласточки скольженье

Рвётся на фрагменты или взмахи,

Океан раскачивает пенье,

Сложенное в панцирь черепахи.

6.1995

Корабль-город

Корабль-город, где твой капитан,

Где твой Улисс, привязанный верёвкой

К высокой мачте? Пение сирен

Уже не так опасно – мы привыкли

К тому, что нам накатывает рок.

И я, как твой случайный пассажир,

Немею с каждым днём, хотя и слышу

И музыку твою, и голоса —

Другого города оставленный попутчик

И капитан другого корабля.

Корабль-город, если бы не вдруг

Мы были бы навязаны друг другу

И если бы не тот свирепый вой,

И роковое пенье, и сирены,

Как чудно было б в море разойтись!

И плыть, и петь, и грезить наяву,

И задавать проклятые вопросы,

Но на свободе, где один компас

По временам бывает не уверен

В себе самом среди магнитных бурь.

Корабль-город, исповедь моя

Летит с руки, как голубь из ковчега,

И так отрадно верить… Пусть вдали

Два берега – вот Сцилла и Харибра! —

Сближаются… Успеем ли пройти?

Успеем ли собрать остатки слов

Крылатых строк, отправленных на ветер

В бескрайнюю отчизну островов.

Ах, волны, волны – тайнопись богов.

Ах! Отческие чудо-острова.

Корабль-город, бросила судьба

Нам жребий, или скипетр свободы, —

Вот посох, что на палубу жрецы

Внесли, прибили к мачте и забыли,

И получился в море – просто крест.

Единственный, что выдвинула ночь,

Оплавленный в огни святого Эльма.

Гори, моя лампада! Красен день

Сияньем этой ночи. Мы пришельцы.

И нам все маяки – лишь миражи.

9.1994